Святой Михал

Михал наблюдал, как раскрывает клювик и щебечет синица, как она суетливо порхает с ветки на ветку. Просто удивительно, сколько самых разнообразных вещей занимало его теперь. Все приковывало внимание и вызывало живой интерес. Земля, деревья, птицы — все окружающее как будто наполнилось новым, более глубоким смыслом, который прежде был скрыт от него.

Он подбросил в огонь еще немного сухой лозы. Не для тепла, а чтоб полюбоваться игрой пламени. Костер потрескивал, в воздухе разливался нежный, едва уловимый запах тающего снега.

Вдруг он услышал легкие шаги. Оглянулся — и замер. Катарина!

Она глядела на него широко раскрытыми изумленными глазами, и на лице ее, порозовевшем от мороза, тоже читалось удивление и любопытство.

— Ты что тут делаешь, Михал? — спросила она. — Ну и работенку нашел себе! Да, не позавидуешь той, кого ты осчастливишь!

Он видел живой блеск ее глаз. Слышал ее дыхание.

— Ничего. Просто смотрю, — ответил он.

Катарина стояла в нерешительности. Но Михал даже не шелохнулся, не то чтобы поспешить ей навстречу.

— Иди ко мне! Тут вправду здорово лежать, — улыбаясь, сказал он.

— Лежать с тобой — да еще на снегу? Да я в сосульку превращусь, Михал!

И она вздернула носик.

— Ты так думаешь? Ну нет, снег бы тут весь растаял! — тоном бывалого парня, которого ничем не удивишь, возразил Михал, а у самого бешено заколотилось сердце.

Он, правда, уже смекнул, в чем дело. Катарина ведь вовсе не такая сумасбродка или ветреница, чтобы зимой ни с того ни с сего бродить, как он, по винограднику. И от этой догадки сердце его забилось еще сильней.

— Сдается мне, Миша, тебе пришлась по вкусу Гавая, — съязвила Катарина.

— А что? Эва совсем не дурнушка, — заметил он. — Но, по правде говоря, ты мне нравишься больше.

— Думаешь, я этого не знаю? — Катарина даже задохнулась. — Ходишь вокруг и облизываешься как кот на сало. Интересно бы узнать, что тебе нравится во мне?

Михал зажмурил глаза. Он понимал, что должен подавить в себе желание сказать ей все. Нет, никогда он не сумеет выразить словами того, что чувствует, какого ровного ритма и какой удивительной красоты исполнено все его существо. Не мог же он сказать Катарине, что думал как раз о ней, что он мечтает о том, как бы припасть губами к этому дивному сосуду и испить сладостно-живительной влаги.

— Ну, прежде всего твой задок, он у тебя округленный, как скрипочка, — прежним тоном бывалого парня ответил Михал.

Катарина закусила губу, щеки ее зарделись еще ярче, а зрачки расширились, стали огромными и темными, как деготь.

— Посуди сама, ну разве может быть иначе! — торопливо продолжал Михал. — Ты ведь постоянно показываешь его мне. Как только я прохожу мимо — сразу же поворачиваешься спиной. — Голос у него вдруг стал мягким, растроганным, даже нежным, словно бы это и не он говорил.

Видимо, она заметила это, потому что сказала:

— Михал… Боже мой, Михал! — и вздохнула. — Да разве ты заслуживаешь чего другого? А чего бы ты хотел? — Она снова вздохнула, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

Вот тут-то Михал вскочил и сжал ее в объятиях.

Катарина, правда, сопротивлялась, но скорее лишь для виду.

Ох, это первое утоление жажды, такой сильной и так долго мучавшей! Какое это было наслаждение — обладать ею в этой сторожке, где он однажды так ждал ее!.. Да, а теперь, как поется в песне, «я свой виноградник уж не стерегла…»

Михал все еще держал стакан у рта, но не пил, а лишь вдыхал аромат вина, глядя прямо перед собой. И улыбался — нежно и немного грустно.

— Михал!

Его звала Катарина.

Михал не ответил. На лице у него было все то же нежное, мечтательное выражение.

— Михал! — снова послышался голос Катарины. — Да где же ты? Ты все еще внизу?

Он молчал. Отрезал ломтик сала и кусок хлеба, откусил от луковицы, осушил стакан. И снова налил. Катарина спустилась в погреб.

— Михал!

— Что такое? — притворился он удивленным.

— Ты что, не слышишь меня? Снова заседаешь наедине со своими бутылками и бочками? Вылезай!

— Ну, что тебе?

— Иди, помоги мне, — сказала Катарина.

Она хотела побелить свою прачечную, и Михалу надо было помочь ей вынести оттуда стиральную машину и разные другие вещи.

— Неужто я мало помогаю тебе ночью? Чего тебе еще надо? — игриво спросил Михал. — Хочешь отведать винца? — Настроение у него было отличное. Он подмигнул Катарине; веки у него слегка отяжелели, под глазами набухли мешки. — Заходи, помогу тебе тут, если хочешь.

— Да ну тебя, Михал! — притворно рассердилась Катарина, но в глазах ее сверкали искорки смеха. Ну-ка вылезай!

Он не спеша допил вино, поставил стакан на бочку и так же не спеша засучил рукава и поднялся по ступенькам.

7