Читаем Святой Михал полностью

Адам и Эда вместе с Вилемом уже давно образовали в Поречье то ядро, которое оказывало весьма существенное влияние на всю жизнь села. В свое время ядро это проросло, росток его укоренился и, впитывая в себя жизненно необходимые соки, давал все новые и новые побеги. А они, как вьюнок, вплетались во все устои жизни поречан. Правда, когда случалась непогода — то ли сильный мороз, то ли засуха, то ли град, — казалось, нежное растение это почти погибало. Но нет, ядро сохранялось, вновь обнаруживая свою поразительную, неискоренимую жизнестойкость. Правда, удивляться этой воле и способности воскресать из мертвых мог бы только человек совершенно неискушенный, не знакомый с жизнью и духом эпохи.

Ведь Вилем, Адам и Эда просто шли в ногу с жизнью, которой помогли родиться в Поречье. И это было вполне естественно — они ее оплодотворили и в то же время вынашивали в себе ее плод; они были как бы и отцом, и матерью, и повивальной бабкой новой жизни. Они же выхаживали младенца, заботились о его пропитании в добрые и недобрые времена. Потому-то они всем сердцем и привязаны к ней, защищают ее и готовы ради нее на самые тяжкие жертвы. Они оберегают ее и, возможно, даже с чрезмерной тревогой и подозрительностью следят за всеми, кто по неведению либо по злому умыслу хотел или мог бы причинить ей вред. И поскольку когда-то сами они испытали немало зла — их эксплуатировали, не признавая за ними никаких прав, те, кто давал им работу, так что от жителей Гаваи их отделял, собственно, лишь один шаг, — они, естественно, не хотели, чтобы вернулись старые времена…

Эда и Адам беззаботно сидели в канцелярии сельского национального комитета и ждали Вилема. Они уж второй день приходили сюда и ждали его. Так же, как и вчера после обеда, они уединились здесь, прихватив бутыль и кувшин молодого вина. Обе посудины поставили на подоконник, придвинули стулья и, попивая винцо, поглядывали в окно. Эта позиция обеспечивала им превосходный обзор — здесь был их наблюдательный пункт.

Перед ними лежала сельская площадь. Слева высился костел, пониже его, зажатая усадьбами, стояла школа — низкое белое здание из шлакоблоков. С противоположной стороны площадь окаймляли обнесенные заборами усадьбы. В нижней части площади, замыкая ее, стояла закусочная «У венка», охраняющая въезд в Поречье с Павловицкого шоссе. Возле нее была автобусная остановка, а немного в стороне — сельмаг.

Адам и Эда наслаждались покоем: курили, прихлебывая из кувшина молодое вино. Они все же надеялись, что Вилем появится. Ну а что в канцелярию может зайти еще кто-то по какому-нибудь делу, об этом в такую пору не могло быть и речи. И если Вилем так и не покажется, они опорожнят оба сосуда, проведут время за спокойным и приятным созерцанием послеобеденного села, потом закроют канцелярию и, спрятав ключ в сенях под камень, отправятся по домам.

Вскоре после своего прихода они заметили, что Вилем вошел во двор к председателю, и решили, что он завернул к Михалу угоститься вином нового урожая. Они хорошо знали, каково содержимое бочек в погребе председателя, им тоже не раз доводилось его отведать. Сами же они, однако, никогда не снизошли бы до того, чтобы принять приглашение Михала. Да у них и не было таких общественных обязанностей, как у Вилема, чтобы встречаться с Михалом в домашних условиях. Ну а то, что он заглянул в погреб председателя, они считали делом само собой разумеющимся и даже полезным. Лишь Вилем мог зайти к Михалу без приглашения, а тем более сегодня — там его ждала законная бутылка, ведь в той истории с капустой он спас кооперативу добрых несколько тысяч крон.

Адам и Эда, как, впрочем, и Вилем, по-своему уважали и ценили председателя за его хозяйственные способности. Кооператив процветал, члены его жили совсем не плохо. Сидя в канцелярии, они время от времени с интересом и чувством удовлетворения глядели, как бурно строится село, как на месте старых, полуразвалившихся лачуг, крытых гонтом, вырастают просторные, светлые дома. Село обновлялось, хорошело, приобретало солидный вид. Со своего наблюдательного пункта Адам и Эда часто видели, как из сельмага либо прямо из Павловиц на автобусе и тракторных прицепах люди везли кафель для ванных комнат, газовые плиты с баллонами, электрические холодильники, водопроводные трубы, черепицу, стиральные машины, ковры, светильники и прочие предметы, вдруг ставшие необходимыми. Сам Адам теперь частенько и весьма охотно, возвращаясь из Павловиц, привозил соседям всякую всячину. Вилем, Адам и Эда могли с удовлетворением смотреть на все это еще и потому, что именно благодаря им Поречье ныне росло, как молодое здоровое дерево. Они все же сумели вывести село, хотя оно и сопротивлялось, на путь расцвета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее