Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

Матросы обратились в банду,
Кто был сапер — стал хулиган,
Мятежный Шмидт берет команду,
Бежит блаженный Иоанн^{859}

.

Поэт Саша Черный в своем стихотворении 1906 г. «Кому живется весело?» называл о. Иоанна в одном ряду с представителями полиции, государства и всех остальных властных институтов царской России:

Попу медоточивому —
Развратному и лживому,
С идеей монархической,
С расправою физической…

Начальнику гуманному,

Банкиру иностранному,
Любимцу губернатору,
Манежному оратору…

Сыскному отделению

И Меншикову-гению;
Отшельнику Кронштадтскому,
Фельдфебелю солдатскому…

Всем им живется весело,

Вольготно на Руси…^{860}

Даже «Санкт-Петербургские ведомости» отмечали, что духовенство собора св. Андрея — за исключением о. Иоанна, который уехал поутру, — организовало крестный ход, пытаясь переубедить мятежников, но безуспешно^{861}. Несмотря на то что почти все упрекали о. Иоанна за исчезновение из Кронштадта в самый критический для города момент, другие радикально настроенные журналисты, как ни странно, обвиняли «отца Иоанна и его хулиганов» в организации беспорядков, которые «политически сознательные среди солдат» пытались усмирить^{862}. Даже Троцкий повторил это обвинение, написав, что большую роль в событиях сыграли «банды хорошо известного чудотворца Иоанна Кронштадтского», которые увлекли за собой самых невежественных матросов^{863}. Но обвинение в подстрекательстве к бунту было, вне всякого сомнения, абсурдным. На деле, как утверждали многие газеты радикальной направленности, отказ о. Иоанна от решительных действий подпортил ему репутацию: «О. Иоанну Сергиеву уже не шлют больше пожертвований из недр провинции. После его бегства из Кронштадта слава его поблекла. Босяки… приуныли. Раздача им денег прекратилась»^{864}.

Даже сторонников о. Иоанна расстроили его действия во время мятежа. Так, журналист М. О. Меншиков, который прежде с таким пылом писал о святости о. Иоанна, воспринял его отъезд из Кронштадта во время мятежа еще более серьезно, чем его коллеги из радикального лагеря. 30 октября 1906 г. он с горечью писал в «Новом времени»: