Нельзя также забыть тех моментов, когда по окончании всенощной отец Алексий начинал полным бодрости голосом петь: «Под Твою милость...» — и вся церковь как один человек вторила ему. В это время все проникались твердой надеждой, что Пресвятая Богородица не презрит моления певцов, находящихся в скорбех, и пошлет Свою милость. Все расходились тогда из храма полные уверенности, что они проведут спокойно предстоящую ночь, чреватую всякими бедами.
Еще более сильное впечатление производили ночные моления, временами устраиваемые там же, на Маросейке. Они как будто внушали всем: мы, христиане, ожидаем славного Пришествия Господня, и никого и ничего нам не следует бояться: от жизни не приходится ждать хорошего, соберемся же здесь, дабы молитвенно встретить Сладчайшего Спасителя.
Так незримо батюшка отец Алексий умиротворял страсти, сильно бушующие в наше время, спасал многих от отчаяния, а иных обращал на путь покаяния.
Бывали случаи, когда к нему в храм заходили люди со злым умыслом, но, почувствовав царящую там святую благодатную обстановку, останавливались, изменялись к лучшему, перерождались и даже делались членами маросейского церковного братства. Заслуга отца Алексия перед современным обществом в деле успокоения и умиротворения враждующих и смятенных сердец велика, только мало кто понимает и ценит это.
Приятно было видеться и беседовать с батюшкой. Кроме встреч с ним на собраниях пастырского братства в память отца Иоанна Кронштадтского, я имел еще утешение молиться в его храме. Припоминаю торжественную вечерню, устроенную здесь для детей Златоустовским кружком учащихся. Собралось ребят необыкновенное множество, в церкви стояла неимоверная духота. Устроитель столь редкой службы, обливаясь потом, прилагал все старание дать детям духовное назидание, которое бы надолго запечатлелось в их сердцах. Не забуду и привета, оказанного мне тогда батюшкой.
Большую нравственную поддержку отец Алексий оказал чудовским духовным чадам моим, оставшимся по обстоятельствам времени без отца-руководителя и святой обители, где они молились и утешались.
Одна духовная дочь наша по этому поводу передала нам следующее:
— Когда мы лишились Чудова монастыря и, как овцы без пастыря, рассыпались повсюду, не зная, где приклонить главу, многие направились на Маросейку к отцу Алексию, и добрый батюшка с необыкновенной любовью и лаской принял под свое попечение нас, скорбных, печальных сирот, сказав в утешение: «Вас и Владыка благословил ко мне: мы с ним одного духа. Ходите в наш храм, а я вас не оставлю». И отец Алексий много делал для чудовских: нужен ли был молебен — всегда сам шел служить его; хотелось ли получить совет, никогда не отказывал, а даже еще говорил: «Приходите ко мне в любое время». Заболеешь ли — батюшка, весь задыхаясь, непременно прибежит проведать и утешить такими словами: «Пришел в церковь — узнал, что ты болен и поспешил к тебе, чтобы не расхворался. Вставай поскорее, нам с тобой не полагается болеть, нас ждут в храме».
После уставного монастырского богослужения чудовским очень трудно было привыкать к приходской службе.
Бывало, батюшка напомнит: «Ты смотри — не забудь вечером прийти в храм». А я отвечу: «Не могу к вам ходить, не нравится мне у вас: и чтение, и пение — все на скорую руку, не то что у нас в Чудовом».
Нужно, впрочем, заметить, что и сам отец Алексий страшно тяготился указанной поспешностью, театральным пением, неблагоговейным служением своего диакона, терпел же все это, как выражался, «только нужды ради».
И вот однажды он обратился к нам в церкви с таким предложением: «Я откажу наемным певчим, которых прямо-таки не переношу, а вы, здесь присутствующие, пойте и читайте. Ты, Мария, будь канонархом, ибо хорошо, четко произносишь стихиры. Я надеюсь — с Божией помощью вы справитесь с церковной службой. Господь да благословит вас начать и исполнять это дело».
И действительно, молитвами святителя Алексия и трудами батюшки постепенно наладилась на Маросейке уставная служба. На первых порах, правда, нам и отцу Алексию пришлось перетерпеть немало укоров от богомольцев, роптавших на продолжительное богослужение.
Бывало, скажешь: «Батюшка, многие недовольны, что затягивается всенощная», а он улыбнется и ответит: «Ничего, не смущайтесь, потом все будут благодарить нас и утешатся».
Так и вышло. Кому из верующих москвичей теперь не известна Маросейка своим одухотворенным богослужением и церковным порядком? И мне утешительно, что отчасти здесь сказалось влияние нашего милого, незабвенного Чудова, перед которым батюшка весьма благоговел.
Случалось, в праздник спросишь его: «Как благословите отправлять службу?» — «А как у вас в Чудовом монастыре-то правили?» — «В Чудовом было так-то и так-то». «Ну вот, так и вы сделайте, ведь у нас теперь тоже Чудов монастырь», — улыбаясь, весь сияющий, скажет батюшка. А то даже сам предложит все выполнить по-чудовски.
Вот, например, у меня сохранилось такое распоряжение, писанное его рукой: «Мария, спойте акафист на праздник Казанской Божией Матери нараспев, как в Чудовом монастыре».