Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

Между тем его истинное отношение к Кронштадтскому как выразителю Церкви было, разумеется, далеко от всякой любви. Эту свою позицию он достаточно жестко высказал еще в дневнике 1890 года, когда получил от князя Хилкова письмо о том, как Иоанн Кронштадтский пытался вернуть Хилкова в православие. Это письмо было затем опубликовано В.Г.Чертковым за границей и распространялось по России в гектографическом и рукописном вариантах. Сделать это без разрешения Толстого Чертков, конечно, не мог. В этом письме Иоанн Кронштадтский предстает в самом конфузном освещении: он пытается вернуть князя в ту Церковь, которая его преследует и отнимает у него с женой дочерей. В ответе Хилкову Толстой пишет, что он «хохотал», читая это письмо. Но хохот был явно преждевременным, потому что князь Хилков в конце концов все-таки вернулся в православие и погиб добровольцем на русско-германской войне в 1914 году, а вот две его дочери, достигнув совершеннолетия, покончили с собой, не выдержав метаний отца.

В истории с князем Хилковым наглядно проявился человеческий трагизм противостояния Толстого и церкви, а значит, Толстого и Иоанна Кронштадтского. Почему самые искренние из толстовцев покидали своего учителя и возвращались в православие? Чего не хватало им в «религии Толстого»? Чего не хватало в ней его родной сестре? Софье Андреевне? Его младшей дочери Александре, в конце своей жизни вернувшейся в православие? Всё это были такие вопросы, на которые Толстой не хотел или даже боялся искать ответы. В дневнике 1890 года он пишет в связи с посланием князя Хилкова:

«…Как грубо я ошибаюсь, вступая в разговоры о христианстве с православными, или говорю о христианст<ве> по случаю деятельности священников, монахов, Синода и т. п. Православие и христианство имеют общего только название. Если церковники христиане, то я не христианин, и наоборот».

Глава десятая МОГИЛА В ЛЕСУ

Душно мне, душно…

Последние слова отца Иоанна

Я пойду куда-нибудь, чтобы меня никто не нашел… Оставьте меня в покое…

Последние слова Льва Толстого

КОЛЕБЛЕМЫЙ СВЕТИЛЬНИК

После неудачи с исцелением Александра III в Ливадии (а нужно признать, что это была неудача, ибо царь скончался) с отцом Иоанном происходят странные метаморфозы. Его поражение воспринимается как его заслуга, а его образ всё больше и больше приобретает «державный» характер. На передний план, как справедливо пишет Надежда Киценко, выходит «пророческий аспект», до этого отцу Иоанну не очень свойственный. Именно тогда он становится неистовым обличителем Толстого и пророчит в связи с ним беды и катастрофы. И они не заставили себя ждать…

Несомненно, у отца Иоанна был пророческий дар. Но в той же мере пророком можно признать Толстого, который предвидел революцию еще в начале восьмидесятых годов в статье «Так что же нам делать?»: «Как ни стараемся мы скрыть от себя простую, самую очевидную опасность истощения терпения тех людей, которых мы душим, как ни стараемся мы противодействовать этой опасности всякими обманами, насилиями, задабриваниями, опасность эта растет с каждым днем, с каждым часом и давно уже угрожает нам, а теперь назрела так, что мы чуть держимся в своей лодочке над бушующим уже и заливающим нас морем, которое вот-вот гневно поглотит и пожрет нас. Рабочая революция с ужасами разрушений и убийств не только грозит нам, но мы на ней живем уже лет 30 и только пока, кое-как разными хитростями на время отсрочиваем ее взрыв».

Пророком был Достоевский в «Бесах» и «Братьях Карамазовых». Пророческим даром обладал Александр Блок, а Велимир Хлебников даже предсказал 1917 год. Но на что не был способен ни один писатель или пророк России, так это на чудо, совершенное отцом Иоанном как раз в Крыму. На него не обратили особого внимания, потому что все мысли и взоры были прикованы к постели умирающего императора. 15 октября 1894 года в селе Аутка Иоанн Кронштадтский исцелил разбитого параличом татарина.

Сам по себе факт исцеления для отца Иоанна был вроде бы рядовым. Не рядовым было то, ка́к он это совершил. Когда татарина принесли, парализованный спрашивал: «А что, бачка, лекарь-то Божий дома?» Вместе с татарином пришла его жена. Ее мужа оставили в носилках на дороге, а она умоляла пустить ее к «мулле Иоанну». Отец Иоанн сказал, чтобы ее пропустили. Он спросил ее: верует ли она в Бога? Получив утвердительный ответ, он неожиданно заявил: «Будем молиться вместе, ты молись по-своему, а я буду молиться по-своему». Закончив молитву, он благословил татарку и перекрестил ее. Когда они вышли из дома, муж татарки уже шел к ним навстречу. Об этом чуде рассказал генерал от кавалерии Дмитрий Константинович Абациев, служивший в императорском конвое, а в Ливадии исполнявший должность флигель-адъютанта.