Святой вечер

Мне нравилось быть на озере. Когда я был в лодке, я чувствовал себя свободным. Мне нравилось быть в спортзале. Борьба была моей разрядкой. И мне нравилось быть с Лириком. Одна ночь искушения превратилась в месяцы жесткого не-траха — впервые для меня. Она не была готова, и я не настаивал. Пока. Хотя то дерьмо, которым мы занимались, чуть не убило меня. Прикосновения и трение. Сосание и поцелуи. Пытка быть так близко, но так и не войти в нее полностью. Но я все равно любил каждую чертову минуту, когда мы были вместе.

Разве не в этом смысл жизни — добиваться того, что любишь?

Папа взял лимонную дольку из стоящей перед ним миски и выжал сок в воду. — В следующий раз ты должен пойти со мной. Тебе нужно понять, как все устроено, если собираешься однажды заняться политикой.

Я ошибся насчет татуировок. Они его не отпугнули. Он сказал, что под костюмом-тройкой и достаточным количеством косметики можно скрыть что угодно.

Когда мне было тринадцать лет, я уже достаточно хорошо представлял, как все устроено в его мире, чтобы понять, что не хочу иметь с ним ничего общего.

— А что, если я не хочу заниматься политикой?

Это было кощунством, и я знал это. Хантингтоны были политиками и всегда ими были. От моего отца до его отца и его отца до него, и так до бесконечности.

Он вертел ложку, смешивая лимонный сок с ледяной водой, и в стакане раздавался звон металла и льда. Его действия были непринужденными, хотя его тон был суровым. — Тебе девятнадцать лет, Линкольн. Тебе нужно понять, что ты делаешь со своей жизнью, — сказал он, положив ложку обратно на стол.

— Ты имеешь в виду, что я должен позволить тебе решить это за меня. Похоже, у тебя это хорошо получается. — Он втянул меня в свой извращенный мир, когда я был слишком молод, чтобы иметь выбор.

В комнате воцарилась тишина. Татум смотрела на нашу мать так же, как всегда, когда отец начинал нести чушь, словно молча умоляя ее сказать что-нибудь, хоть что-нибудь. Мама никогда не говорила.

К черту это. Я прослушал свою долю семейных ужинов и слышал эту речь достаточно раз. Это никогда не изменится. Он никогда не изменится. Я никогда не буду достаточно хорош для него, потому что отказывался быть таким, как он.

Я со звоном опустил вилку на тарелку и отодвинул стул от стола. — Спасибо за ужин, мама. — А потом вышел из столовой, не сказав больше ни слова.

Двадцать минут спустя он стоял в дверях моей спальни, засунув руки в карманы брюк от костюма.

Он тяжело вздохнул. — Не знаю, где я ошибся в тебе.

Я поставил на паузу документальный фильм, который смотрел. — Это был риторический вопрос или тебе нужен список?

Отец вошел в комнату и остановился перед кроватью, на которой я лежал, прислонившись головой к изголовью. — Я дал тебе все. — Он вытащил руки из карманов и широко раскинул руки, как бы демонстрируя. — Ты Хантингтон, ради всего святого. У тебя под рукой весь этот чертов мир, а ты продолжаешь на него ссать.

Я поднял на него глаза, наскучив его театральностью. — Отличный разговор, папа. Ты действительно хорошо владеешь словом. Неудивительно, что ты хорошо разбираешься в политике.

Вены на его шее пульсировали, а ноздри раздувались при каждом резком вдохе. — Ты даже не представляешь, что я делаю для этой семьи, на какие жертвы иду.

Если под жертвами он подразумевал нагибание домработницы над своим столом, пока мама обедает с подругами, заключение миллионных сделок с фармацевтическими компаниями, чтобы больные люди продолжали болеть, и получение взяток, чтобы преступления белых воротничков оставались безнаказанными, то да, я видел, как он жертвует, блядь, многим.

— Я точно знаю, чем ты занимаешься.

— Я дал тебе достаточно времени, чтобы разобраться со своим дерьмом. Ты — Хантингтон. Пора бы тебе начать вести себя как он. Повзрослей. Иди в колледж. Держись подальше от наркотиков. — Он засунул руку обратно в карман и начал уходить, но повернулся ко мне лицом, когда дошел до двери. — И избавься от девчонки Мэтьюс.

Мое дыхание прервалось, а тело напряглось. Отец знал о Лирике.

Он ухмыльнулся, заметив мою реакцию. — Да. Я знаю об этом. — Его взгляд ожесточился. — Этому нужно положить конец. Ее отец — болтун, ее мать была наркоманкой, и она, похоже, не стала лучше.

Какого хрена он знал о Лирике?

В этом был мой отец — осуждал всех, кто не вписывался в его рамки. Неудивительно, что моя сестра всегда так старалась. Но дело в том, что когда тебя запихивают в коробку, то, как только крышка закрывается, ты обречен задохнуться.

— Ее отец выступает за все, против чего я борюсь, и он объединяет своих фанатов-миньонов, заставляя их бушевать из-за вещей, которых они не понимают. У нее нет ни класса, ни сдержанности. Они не такие, как мы. Им не место в нашем мире, Линкольн. Стыдно даже видеть ее рядом с Татум. Я не позволю тебе усугублять это неподобающими отношениями или нежелательной беременностью.

Снова возникло желание взять ее за руку и убежать. Теперь она была более сильной, как кулак, бьющий в мою грудь.