Святой вечер

— Тогда, думаю, это будет еще один способ подвести тебя. — Я щелкнул пультом, и документальный фильм включился как раз вовремя, чтобы диктор объяснил, что большинством серийных убийц движет болезненный страх отвержения родителями, навеянный чем-то травмирующим из их детства. Мой рот изогнулся в медленной ухмылке, когда я взглянул на отца. — Ты должен гордиться мной, папа. Я мог бы быть намного хуже.

Он тяжело сглотнул и вышел из комнаты.

Глава 4

Лирика

— Прошло семь лет. Конечно, ты не забыла о традиции, — сказала Татум, как только я ответила на звонок.

Завтра был мой день рождения, а для Татум дни рождения были важным событием.

— Не забыла, я ждала, когда папа уйдет. — Я взяла свою сумку для ночевки и поставила ее на кровать.

— Куда он едет на этот раз?

— В Лондон.

Он вернулся домой достаточно надолго, чтобы поужинать со мной и осыпать меня подарками, в которых я не особо нуждалась. Его график был очень напряженным, и я это понимала. Иногда задавалась вопросом, были ли эти подарки компенсацией. Мне было все равно. Я просто хотела его. Он всегда находил время для того, что имело значение, и это значило для меня больше, чем все, что было в коробке. Он сказал мне, что это его последний тур. После этого только он и я будем вместе покорять мир.

— Скажи, что ты ненадолго, потому что ужин был дерьмовым, а мне нужен моя лучшая подруга.

— Он только что ушел, так что я ненадолго. Опять твой папа и Линкольн? — Я бросила одежду в сумку, затем застегнула молнию.

— Ага. Что нового, да?

Малкольм Хантингтон всегда поносил Линкольна за то, что тот не пошел в колледж, не захотел заниматься политикой, не стал идеальным сыном в представлении общества. Я ненавидела Малкольма Хантингтона.

И мой отец тоже.

— Нет. — Я взяла ключи и выключила свет в нашем пентхаусе. — Буду там через двадцать.

***

Как бы мне ни хотелось побежать к нему, обнять его и заставить забыть о засранце-отце, я смогла только заглянуть в дверь Линкольна и поздороваться, когда пришла к дому Татум.

Он уставился в телевизор, но не смотрел его. Когда он посмотрел на меня и улыбнулся, мне захотелось забраться в кровать и свернуться калачиком рядом с ним. Иногда я ненавидела секреты. Мне хотелось, чтобы нам не приходилось прятаться. Но как сказать лучшей подруге, что ты влюбилась в ее старшего брата? Что, если она заставит меня выбирать? Я не могла этого сделать, я не могла потерять ни одного из них.

Не знала, что хуже: боль, которую приносит сохранение тайны, или боль от того, что я говорю правду.

Мы с Татум засиделись до полуночи, обсуждая приглашение на вечеринку, которое она нашла на переднем сиденье своей машины.

Ночь беззакония — единственная ночь в году, когда запреты выходили на свободу, не беспокоясь о последствиях. Никто не говорил о Ночи беззакония и о том, что там происходило. Единственное, что говорили, это то, что никому не разрешалось говорить о Ночи беззакония. Это было похоже на Бойцовский клуб для богатых и знаменитых.

А Татум только что получила приглашение.

Я не получила приглашения, и, честно говоря, я его и не ждала. Несмотря на то, что мой отец был всемирно известным музыкантом и имел больше денег, чем он когда-либо сможет сосчитать, я не была частью мира элиты. Я была изгоем.

Линкольн тоже был изгоем, в некотором смысле. Он выделялся своими татуировками и пофигизмом, не нравился парням, потому что нравился всем девушкам, а девушки любили его, но только тайно. Он был не совсем тем парнем, которого ты приводишь домой знакомиться с родителями. Наверное, именно поэтому меня тянуло к нему. Я смотрела в его темноту и видела там себя.

Разговор наконец-то затих, и я уже целый час смотрела в потолок, ожидая, когда Татум погрузится в глубокий сон. В доме было темно и тихо, когда я наконец соскользнула с кровати и поползла по коридору. Мне не нужен был свет, путь к комнате Линкольна я знала наизусть.

Я открыла дверь и заглянула внутрь. Он лежал на кровати поверх одеяла, на нем были только черные треники. Одна рука была заложена за голову, и он смотрел в потолок. Другой рукой он прижимал к губам косяк. Знала, потому что почувствовала запах, как только вошла в его комнату.

Он затянулся и выпустил облако дыма. — Я уже начал думать, что ты не придешь.

Я шагнула в комнату и тихо закрыла за собой дверь. — Мы засиделись допоздна. — Я пожала плечами. — Девчачьи разговоры.

— Иди сюда. — Его голос был темным. Опасным. Таким, каким он становился, когда исчезал в своей голове. Он положил косяк в хрустальную пепельницу рядом со своей кроватью, затушил его и лег обратно.

Видела, как наркотики уничтожили мою мать, и не хотела иметь с ними ничего общего. Я ненавидела, что Линкольн полагался на них как на средство спасения. Я понимала это, принимала это, и надеялась, что однажды смогу изменить. Но я все равно ненавидела это.

Я забралась в кровать и легла рядом с ним.

Он перевернулся на бок и положил голову мне на живот.

Как бы я ни любила агрессивного и импульсивного Линкольна, я также была зависима от этой его стороны, той, которую он, казалось, показывал только мне.