Святослав (Железная заря)

Турин сорвал рогожу, Колот вовремя отдёрнул в сторону Блуда, пытавшегося помешать. Чернава, вскрикнув, рванулась было, но Турин, крепко схватив её за плечи, усмехаясь, разглядывал дрожащее от страха тело. Колот держал пытавшегося вырваться Блуда, драться было не время и пока не за что.

— Хороша! Я бы и сам с неё голову бы потерял. Эй, Нагиба! — обратился он к своему кметю. — Если у тебя рус не выкупит, дашь мне её на одну ночку?

И засмеялся глубоким громким смехом. Послышалось ещё несколько смешков, больше для поддержания, в основном же все смотрели мрачно, в тревожном ожидании. Турин шагнул к Нагибе, качнулся, ойкнув, и хлопнул того по плечу:

— Что решишь, друже?

Только сейчас стало заметно, что Турин хмелен и находится в хорошем настрое. Нагиба невольно присел от тяжёлого хлопка.

— Что я решу? Мы же договорились, что судиться будем.

— Так ты не уступаешь ему? Тогда пойдём на княжеский суд.

Нагиба замялся, выносить это плёвое дело на князя и получить общее осуждение не хотелось. Наконец решив, он сказал:

— Ладно, пусть сам назначит цену.

Напряжение разом спало, воины бурно и одобрительно поддержали Нагибу и засоветовали Блуду:

— Давай, не скупись! Сам хотел!

— Девка того стоит!

— Не позорь нас, Блуд!

Блуд окинул вокруг себя взором, глянул в сторону, где невидимые за народом в темноте паслись кони. Вспомнив, развязал суму, пошарил там рукой и вытащил оттуда длинный восточный нож, похожий на скрамасакс, который везут из далёких земель англов через Ладогу, но более изящный, с отделанными серебром и самоцветами ножными и позолоченной рукоятью. Нагиба принял подарок. Звенец на правах старшего по летам среди всех подошёл к Турину

— Теперь, — сказал он, — предлагаю выпить с нами мировую.

— Ну что, — обратился Турин к Нагибе, — принимаем мир?

Воин всё ещё дулся, но уже больше для порядка. Удоволенный добрым подарком, он согласился.

Потом пили и веселились, перемешавшись с ратными с других полков, плясали до одури. Пропал Звенец, по воеводскому наказу вместо Блуда ушедший проверять сторожу. Веселье затихло само собой лишь глубокой ночью, когда подгулявшие, уже не чувствуя вечно бодрых и назойливых комаров, валились на землю.

Глава 36

Вся история войн показывает, что для длительного похода по землям врага необходима поддержка населения, без неё поход необходимо завершать и возвращаться домой, ибо войско, отягощённое ранеными, полоном и добычей, становится малоподвижно и теряет свою боеспособность. Но поход в Хазарию не был обычным набегом, когда можно всё разрушить и истребить, а потом быстро бежать домой, пока враг не собрал силы для отпора. Хазары были сломаны, но не добиты. Их надо было додавливать, ибо недорубленный лес вырастает вновь. Святослав решил разделить войско, отправив всю добычу, полон, раненых и тех, кто хочет вернуться, домой, а с небольшим, но быстрым отрядом прыгнуть к Белой Веже или по-хазарски — Саркелу, куда стянул остатки своего воинства Шамоэль-шад.

Домой отправлялся Мстислав Свенельд. Уходила часть русичей, печенегов, варягов и прочих, кто счёл поход законченным, а добычу достаточной. Тянулись телеги с ранеными. Уходил и Блуд с Чернавой. Друзья уговаривали остаться, но Блуд отказывался:

— У меня два коня, две брони, узорчье, несколько жуковиней — хватит дом построить нам с женой, ещё останется, неплохо при этом остаться в живых.

— Не замечали в тебе труса, — беззлобно подтрунивали ратные.

— Теперь есть для чего жить, — серьёзно отвечал Блуд...

Сократившаяся с начала похода более чем вдвое рать, без раненых, без добычи (отправили с земляками, либо в Киев в княжескую казну на временное хранение), лёгкие, опытные, слившиеся друг с дружкой за время войны, споро пошли вперёд. По утрам, как обычно, уходили дозорные, возвращались ночью, жадно ели, валились спать. Ратша Волк с киевским полком, двумя отрядами северов и тремя сотнями печенегов, взял на щит два хазарских града, являвшихся одними из тех, что по Танаису стерегли Хазарию от русов. Догнали Святослава в седмице пути от Саркела, явились тенями в сумерках к охочим до рассказов товарищам.

На следующий день шли уже общей ратью по летнику, поднимая клубы пыли. Ратные ехали, изломав ряды, разговаривая, разглядывая новые — и который раз за поход новые! — места. С Танаиса тянуло водной сырью и тиной, по берегу росли тополя и вербы, давая долгожданную прохладу путнику. Река могуче катила свои воды в низовья. Воины сравнивали Танаис с Днепром, находя, что Днепр и шире, и красовитие. В сравнениях поминали Рось, Дунай, Днестр, Великую, Мутную, Оку, Клязьму и даже чуждую славянам Каму. Обсуждая то, что видят волею или неволей, вспоминали о далёкой оставленной родине.

По небу сновали стрепеты, стрелою над головами пронеслась утка. Пение жаворонков перекликалось со свистом сусликов. Повядшие травы клонились к земле. Близившая осень не приносила той желанной прохлады славянских земель. До одури надоела жаркая, дышащая горьким сухим ветром степь. А может быть, просто хотелось домой, и потому было всё не так и не то.