Святые наших дней

Несколько раз мы с мамой присутствовали на богослужениях, которые отец Борис совершал в кафедральном соборе Ярославля. Служил он очень красиво, вдохновенно, говорил прекрасные и глубокие проповеди. Для меня это было время, когда я начал всерьез задумываться о том, чтобы посвятить свою жизнь служению Церкви, и этими мыслями я делился с отцом Борисом. У меня сохранилась фотография отца Бориса, на обороте которой его рукой написано: «Хочется верить, мой дорогой Гришенька, что настанет день, когда и ты станешь перед Престолом Господним. Тогда помяни в своих святых молитвах душу грешного и немощного, но горячо тебя полюбившего протоиерея Бориса Старка».

Дарственная надпись протоиерея Бориса на обороте фото

Он был радостным человеком, оптимистом в хорошем смысле этого слова. «Душа моя рада всякому гаду и всякому зверю и о всякой вере», – этими словами из стихотворения Александра Блока он характеризовал себя. Он был человеком широких взглядов, сейчас бы его назвали «либералом». Например, в отличие от многих священников и вопреки церковным канонам, он отпевал самоубийц. Как-то я его спросил:

– А разве можно отпевать человека, если он покончил с собой и при этом не был психически больным?

Он ответил:

– А какой психически здоровый человек наложит на себя руки?

Он говорил, что мы никогда не знаем, каков был смертный час человека, даже самоубийцы: если человек выбросился из окна, то за то время, пока он летел с десятого этажа, он мог успеть принести перед Богом покаяние, подобно разбойнику на кресте.

Монах Софроний (Сахаров)

Отец Борис делился с нами своими письменными воспоминаниями. Много лет спустя они были опубликованы, а тогда это были напечатанные на машинке сборники под названием «По страницам синодика». В них он вспоминал о своих встречах с бывшими министрами царского правительства, генералами Белой армии, графами и князьями, архиереями и священниками, другими представителями русской эмиграции во Франции. Все их имена были записаны у него в синодике, и читал он его каждый день. Отец Борис молитвенно помнил тех, кто остался в эмиграции, и решил запечатлеть их образы на страницах своего дневника.

Об отце Софронии отец Борис говорил с особой любовью и почтением. Он показывал нам их совместные фотографии. В молодости они внешне очень отличались. Отец Софроний не был красивым человеком, хотя его лицо отличалось особой одухотворенностью. А отец Борис был красив по-мужски. Но со временем это различие стиралось, и они становились все больше похожи друг на друга. В старости они выглядели как два родных брата.

Отец Борис показывал нам письма старца Софрония. Их переписка началась в конце 1940-х годов и продолжалась до самой смерти старца. В одном из писем отец Софроний так откликается на присланные ему фотографии отца Бориса с матушкой и детьми: «Огромное спасибо за фотографии. Отец Борис великолепно выглядит на них. Красивая старость (еще не глубокая). А матушка выглядит воистину как мать и бабушка, которая торопилась всегда строить жизнь детей, не щадя себя. В маленьком теле – сильный дух».

Отец Борис супругой Натальей

В те же годы мы с мамой познакомились с родной сестрой отца Софрония – Марией Семеновной Калашниковой, скромной женщиной преклонных лет. Она жила в старом одноэтажном доме на улице Рылеева. В детстве брат с сестрой были очень близки, но потом судьба разбросала их по разные стороны «железного занавеса». Отец Софроний эмигрировал, много лет провел на Афоне, после войны оказался во Франции и наконец обосновался в Англии, где создал монастырь. Мария же оставалась в России и в течение многих лет вообще ничего не знала о судьбе брата, как и он ничего не знал о ее судьбе. Но в 1958 году он приехал в Москву и встретился с ней и другими родственниками. А в 60-е годы она ездила к нему.

Она много рассказывала нам об отце Софронии, давала читать его письма к ней, показывала фотографии его монастыря и написанных им икон. Она же дала нам прочитать напечатанный на машинке русский перевод книги отца Софрония «His Life is Mine», изданной на английском языке (буквальный перевод названия: «Его жизнь – моя», или «Его жизнь во мне»). Эта книга, наряду с письмами отца Софрония, по-новому раскрыла для меня его личность.

В 1985 году, когда я проходил срочную службу, Мария Семеновна сказала мне о том, что у нее есть внук, который тоже должен идти в армию. Спросила, не могу ли я «пристроить» его в военный оркестр, в котором я служил, и предложила мне с ним познакомиться. Коля Сахаров, как и я, учился на композиторском отделении, писал музыку. Мы встретились у рояля, показали друг другу свои сочинения и остались довольны знакомством.

Когда пришло время ему идти в армию, мой срок службы подходил к концу, и я порекомендовал его на свое место. Главный дирижер оркестра лично принимал решение о его зачислении. Один из заданных мне по поводу Коли вопросов был:

– А он не родственник того Сахарова?