Святые русской Фиваиды

По возвращении на Сию святой старец составил «Духовную память» – наставление братьям по устройству монастырской жизни, а по сути устав, в котором он изложил основные принципы общежития. Среди них были такие, как общая и равная для всех пища и одежда, запрет хмельного пития – «и сим уставом блаженный возможе пьянственного змия главу отторгнути и корение его отсещи», – строгая внутренняя дисциплина, немногословие и смирение: «Обязал иноков подавать нескудную милостыню, делал это нередко и сам, тайно от братии, боясь вызвать их ропот». Опять же Антоний требовательно относился к изучению духовных книг, Священного Писания и трудов Отцов Церкви. Так, после смерти преподобного, наступившей в 1556 году, монастырская библиотека насчитывала 66 книг – немало для столь отдаленной обители. Впоследствии она стала одним из богатейших древлехранилищ Русской Фиваиды наряду с библиотеками Соловецкого и Кирилло-Белозерского монастырей.

В 1903 году архив монастыря составляли около 17 тысяч документов и 359 ценнейших рукописных книг. После открытия обители в 1992 году библиотеку начал вновь собирать игумен Трифон (Плотников), и на сегодняшний день она составляет более 30 тысяч томов, из которых 200 – книги до 1830 года издания. В начале 2000-х годов коллекцию монастырского церковно-археологического кабинета пополнило уже известное нам «Похвальное слово Антонию Сийскому и русским святым» царевича Иоанна Иоанновича, в то время переизданное в Петербурге. Важно отметить, что святые старцы Северной Фиваиды в этом «Слове» занимают особое место:

«Радуйся и ты, Божественный пределе Радонеж, иже в твоей стране в пустыне поживый святый Сергий авва, постником наставникъ, инокам отец, вселенней учитель и чудесем источник!

Радуйся и ты, Божественная весь Обнора, в ней же поживе блаженный Павел!

Радуйся и ты, Звениграде, иже явися Божественный Савва!

Радуйся и ты, Божественная ограда великаго отца аввы Сергия, в ней же поживе блаженный Никонъ (преподобный Никон Радонежский, второй игумен Троицкого монастыря. – М. Г.)!

Радуйся, Григорий, иже Божественную ограду на Пелешме составльша!

Радуйся, Димитрие, иже на Прилуке составльшего монастырь!

Радуйся и ты, Божественный Александре, иже возгнездися аки птица Христа ради в пустыню, иже Свирской нарицается!

Радуйся и ты, Деонисие, иже в пустыни Глушицкой поживый!

Радуйся и ты, блаженне Александре, иже поживый в пределех Каргопольских!

Радуйся и ты, досточудне и преподобне отче наш Антоние, иже поживый в пустыни Сейстей!

Радуйся и ты, Божественый острове Соловецкий, в нем же пожиша преподобнии отцы Зосима и Саватий!»

Северную пустыню царевич Иоанн называет «Российским островом». Образ, вполне возможно, навеянный островом Соловецким, сильный, неожиданный и многозначный.

Остров в пустыне, приносящей не только мучительные испытания и страхования, но и, как сказано в четвертой стихире Великой Вечерни Рождества Христова, ясли (место рождения Спасителя) – символ появления нового человека.

Остров в бурном море страстей человеческих, когда, согласно русской иконографии XVII–XVIII веков, ветры подают послушание, вихри – вдохновение, а море – повиновение.

* * *

От Сийского монастыря до ж/д линии Беломорского направления путь неблизкий. Сначала по проселку надо добраться до федеральной трассы, потом – до Брин-Наволока, а затем еще 80 с лишним километров ехать на северо-запад до узловой станции Обозерская, откуда и до Онежской губы Белого моря относительно недалеко.

Железнодорожная ветка Обозерская – Онега – Мурманск была проложена в 1938–1941 годах заключенными Сороколага. На участке до Кеми на протяжении всей линии располагались лагерные пункты, вернее сказать, целая система лагерей для строивших ж/д ветку, исходя из такого расчета: на каждые десять километров дороги контрольный пункт, а на каждый метр полотна – по одному заключенному.

Тогда же параллельно железной дороге начали тянуть и автодорогу, но с началом войны бросили. От станции Порог (Вонгуда) до Онеги был проложен тупиковый отворот, который сопровождали лагпункты – на 11-м километре, на Каменной горке, в урочище Пивка и в Кировском поселке, как раз напротив знаменитого Онежского гидролизного завода. Целая инфраструктура, от которой теперь не осталось и следа.

Все съедено болотом, сгнило и ушло в вонючие, пузырящиеся торфяные недра, няши, по-местному. Только горячий июльский ветер, несущий шелестящую гарь мертвой сосновой коры, да удушливый смрад сероводорода из глубины чавкающей под ногами трясины.

Гудят провода, что намотаны на керамические пробки изоляции.

Или это жужжание комаров такое, что висит в воздухе, давит на голову, гнет к земле?

Миновав Онежскую лесобиржу, поезд уходит к Летнему берегу Белого моря. Тут имеются короткие остановки, полустанки – Лесозавод Поньга, Нименьга, Малошуйка, Ворзогоры…

Память о так называемом Ворзогорском восстании теперь хранит разве что Лазаревский погост на окраине Онеги.