Святые русской Фиваиды

«Есть в сердце какая-то беспредельная глубина; есть там… рабочая храмина дел правды и дел неправды, есть там смерть, есть там и жизнь», – восклицает Макарий Египетский. Можно предположить, что подобная неуспокоенность, в смысле бегства от гордости и тщеславия, самолюбия и многословия, прелести и прочих соблазнов, приходящих с духовным опытом и нравственной зрелостью, была свойственна Савватию. Более того, имея перед собой примеры почти безупречные, почти святоотеческие (преподобных Кирилла и Ферапонта Белозерских), но при этом абсолютно живые и совершенно лишенные налета дидактического высокомерия, Савватий откликается на них искренно и чистосердечно. Он тяготится вниманием и уважением братии, а также вниманием и почитанием приходящих в Кириллову обитель на Сиверское озеро многочисленных паломников, он не желает впасть в «рабство славы», он, наконец, смиренно просит игумена благословить его уход из монастыря для полного и совершенного уединения.

В житии преподобного об этом сказано следующее: «И начал он просить игумена сам и молитвами братии, чтобы отпустил его с благословением. Ибо слышал от неких странников такой рассказ: “Есть в Новгородской земле озеро, называемое Ладожским, а на том озере – остров, именуемый Валаам. На том острове стоит монастырь Преображения Господа нашего Иисуса Христа. Проводят там иноки жизнь очень суровую: пребывают в тяжелых трудах, и все делают своими руками – и от этих трудов нелегкую пищу себе добывают, песнопения же и молитвы беспрестанные Богу принося”. От этого известия уверился в своем стремлении раб Божий Савватий и появилось у него боголюбивое желание там поселиться».

Но почему именно Валаам? Ведь в 80 километрах на север от Кирилловой обители находился славный подвигами своих отшельников островной Спасо-Каменный монастырь. Можно предположить, что эту древнюю, но весьма известную в то время (в Москве в том числе) обитель Савватий находил недостаточно уединенной, ведь главным его условием было то, чтобы никто не знал его, а связь Спасо-Преображенского Каменского монастыря с Успенским Белозерским была весьма крепкой.

«Тяжко скорбя, простилась братия Кирилло-Белозерского монастыря со святым старцем», – сказано в житии преподобного.

О том, что застал на Валааме Савватий, мы можем лишь предполагать. Известно, что в 1410-х годах после шведских набегов Спасо-Преображенский Валаамский монастырь был разорен, в нем, скорее всего, шли восстановительные работы, и для подвижника, прошедшего суровую монашескую школу под началом преподобного Кирилла Белозерского на берегу Сиверского озера, это обстоятельство не стало мучительным испытанием.

«С радостью и внутренним спокойствием» воспринял он происходящее. Также Савватия не могла не радовать эта труднодоступная «пустыня», на тот момент слишком удаленная от мира, чтобы стать центром паломничества и, как следствие, излишнего внимания, почитания и прочих искушений, которые отвлекают от постоянного молитвенного усилия и подвергают многим опасностям «хранение духа».

В 50-х годах ХХ века известный богослов, литургист, православный мыслитель архиепископ Василий (Кривошеин) (1900–1985) очень точно объяснил этот феномен неостановимого бегства из мира: «Пока человек живет, он всегда может пасть. Никакое состояние святости, никакое богатство благодати не обеспечивают его от возвращения… греха». И житие преподобного Савватия передает это великое нравственное напряжение отшельника, это неусыпное бодрствование, этот неустанный надзор духа за самим собой.