Меж тем, следуя за более чем сдержанной информацией, содержащейся в жизнеописании Савватия, а также анализируя другие источники, можно предположить, что осмотр острова в поисках, «где бы им хижину себе поставить», уводит пустынников от места их непосредственной высадки на Соловки. Сейчас на месте его высадки (пологий берег озера Долгого) находится Савватиевский во имя Смоленской иконы Божией Материи «Одигитрии» скит 1858–1890 годов постройки, где до 1920-х годов хранились каменный келейный крест преподобного Савватия, а также образ Богородицы «Одигитрии», с которым старец прибыл на остров в 1429 году.
Эта деталь нам представляется весьма важной. Дело в том, что по традиции отшельники, уходившие в пустыню, всегда брали с собой в дорогу, которая порой обещала быть смертельно опасной, келейный образ как залог постоянного богообщения и непрестанной сердечной молитвы, совершаемой в любое время дня и ночи, при любом состоянии души и тела.
Первое, что сделал Савватий, высадившись на берег (об этом сказано и в его житии), – сотворил молитву перед образом Божией Матери. Таким образом, это место и стало своеобразной точкой отсчета иноческого служения на Соловках. Затем, разместив икону в шалаше (о нем тоже идет речь в житии), чтобы укрыть святыню от дождя, ветра и диких животных, отшельники отошли на поиски места, где можно было устроить жилище.
Упоминание в житии об «очень высокой горе» наводит нас на мысль о том, что Савватий и Герман обретают это место если не у самого подножия горы Секирной (а речь идет именно об этой горе, хотя на тот момент названия у этой кручи еще не было), то в самой непосредственной от нее близости. Бугристый рельеф местности, удобный для устройства «кущи», дремучая чаща, спасающая от штормового ветра с моря, близость пресного водоема окончательно определили выбор старцев.
Через четыреста с лишним лет на этом месте, на берегу Савватиевского (Долгого) озера, у подножия горы Секирной будет воздвигнута Михайло-Архангельская часовня в память о событиях, во много определивших труды и дни Савватия и Германа на острове, событиях мистических, но в то же время и совершенно обыденных, а потому позволяющих в той или иной мере понять повседневный обиход соловецких подвижников.
Глава пятнадцатая
Савватий и Зосима Соловецкие
Осень 1429 года выдалась мглистой и холодной.
Теплые и тихие дни конца лета сразу после Усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, буквально на следующий день, сменили проливные дожди и пронзительный сиверко. А потому почерневший и разбухший лес на склонах Секирной горы тут же и загудел, словно ожил, завыл страшно, стараясь перепеть, перекричать каким-то своим неведомым хором далекий и постоянно висящий в воздухе рев моря.
Нет, не перепеть и не перекричать ему Поддонного царя, в ярости швыряющего хлопья пузырящейся морской пены на прибрежные луды и на огромные, напоминающие диковинных морских животных валуны. Только разрываемое порывами штормового ветра низкое небо может быть ему достойным соперником.
Еще на материке, в Сороке местные рассказывали Савватию о том, что, бывая на острове Соловецком, они слышали здесь человеческие голоса и детский плач, которые, однако, более напоминали собачий вой и уханье филина, но никогда при этом никого не видели, будучи совершенно уверенными в том, что место это необитаемо людьми, но населено мертвыми, пребывающими на острове испокон веку.