Однако великая человеческая жалость к Василию Темному (то есть слепому) сыграла с преподобным злую шутку. Да, великий князь сдержал свое слово и приблизил к себе ферапонтовского игумена – «вспомнил свое обещание преподобному Мартиниану и взял, и тотчас же послал на Белоозеро за игуменом Мартинианом в Ферапонтов монастырь. И хотя тот не хотел, уговорил, взял его, привел в Москву и дал ему игуменство у Живоначальной Троицы в Сергиевом монастыре». Да, во многом Василий покорялся его воле со смирением. Но когда Мартиниан с «необиновением и дерзновением» осудил убийство людьми князя Дмитрия Шемяки в 1453 году, Василий Темный явил свою державную волю – преподобный игумен впал в немилость.
И вновь мы возвращается к рассуждениям Г. П. Федотова о неизбежном конфликте между властью горней и дольней, о несоразмерном противостоянии таинственного и обыденного. Георгий Петрович пишет: «Умеренная уставная строгость и братская любовь возвращают последних древних русских святых к исходной точке: к Белозерской обители Кирилла. Именно Кирилл, а не преподобный Сергий (разница в градации смирения и кротости) отпечатлевается всего отчетливее в северных русских киновитах. Но после мистического углубления заветов преподобного Сергия возращение к преподобному Кириллу невольно вызывает мысль о некоторой исчерпанности духовных сил».
Преподобный Мартиниан становится невольным заложником собственной неколебимой приверженности уставному благочестию святого Кирилла. Он глубоко уверен в том, что его обличения, его строгий учительский глагол, являющий неоспоримым для иноков его обители, в той же мере будет безусловен и для власть имущих (в известной степени продолжателем дела Кирилла и Мартиниана был преподобный Григорий Пелшемский, игумен Богородицкого Лопотова монастыря близ Вологды). Однако история с Василием Темным свидетельствует об обратном.
В Белозерский монастырь на Бородавском озере преподобный Мартиниан вернулся в 1455 году. В житии сказано: «Когда пришел он в свое наследие, в обитель Пречистой Ферапонтова монастыря, игумен и все братья, услышав об этом, с великой радостью встретили святого и приняли его как истинного отца с великим усердием и достойно упокоили его старость» (в это время ему было 55 лет).
28 последних лет жизни, проведенные святым Мартинианом в Ферапонтовом монастыре, отражены в житии подвижника предельно схематично. Единственной яркой вспышкой в этом витиеватом и монотонном повествовании становится описание ученика преподобного, его келейника блаженного Галактиона, вошедшего в историю Северной Фиваиды как юродивый Христа ради.
Находясь в преклонных годах, преподобный Мартиниан, увы, впал я тяжелый недуг, он не мог самостоятельно ходить на службу в храм, и попечение о нем было возложено на его ученика Галактиона, который носил «на собороное пение блаженного отца Мартиниана по причине его старости и многих болезней».
О Галактионе известно немного – родом он был из Белозерского края, принял монашеский постриг в Ферапонтовом монастыре, обладал умом оригинальным и самобытным, имел дар прозорливца, на что Мартиниан сразу обратил внимание и благословил монаха юродствовать во Христе.
Подвиг юродства Церковь понимает как мнимое безумие ради обличения погрязшего во грехе мира, а также как сокрытие собственных добродетелей, как навлечение на себя поношений и оскорблений, ведь порой поведение блаженного (юродивого) находится за гранью не только разумного, но и морального-этического. «Юрод», или «похаб» (слова-синонимы), может позволить себе есть мясо Великим Постом, ходить нагим, сквернословить, являя тем самым гипертрофированный образ мирянина-современника, становясь в своем роде ему живым укором, взывая таким образом к его нравственности – вспомним о том, что в Симоновом монастыре преподобный Кирилл тоже совершал поступки «некая, подобна глумлению и смеху».
Исследуя русское юродство, Г. П. Федотов приходит к следующим выводам:
«Совершенно схематически укажем на следующие моменты, соединяющиеся в этом парадоксальном подвиге.
1. Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей.
2. Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью «посмеяния миру» (I Коринф. I–IV).
3. Служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством. Дар пророчества приписывается почти всем юродивым. Прозрение духовных очей, высший разум и смысл являются наградой за попрание человеческого разума подобно тому, как дар исцелений почти всегда связан с аскезой тела, с властью над материей собственного тела.