Святые русской Фиваиды

Не распыляясь на внешнее – страхи, видения, лукавые помыслы, эмоциональный мятеж, болезненные рефлексии, к которым склонно человеческое сознание, – отшельники сосредотачивались на внутреннем делании, на сотрудничестве с Богом, который присутствует во всем. Подобное было возможно только при соблюдении строжайшей дисциплины, всех, если угодно, параграфов монастырского устава, отсекавшего любое своеволие и праздномыслие, всякую беспечность и ленность, причем не только духовную, но и физическую.

Исследователь русской агиографии Арсений Петрович Кадлубовский (1867–1920), исследуя житийные тексты XV–XVI веков в своей работе «Очерки по истории древнерусской литературы житий святых», пришел к следующим выводам:

– Внешняя аскеза, при всей суровости жизни, подчинена внутреннему деланию: именно на нем сосредотачивается внимание, духовное видение, которое также можно называть боговидением.

– Духовное, внутреннее делание изображается в житиях как молитвенное соединение с Богом, как очищение ума, который, по мысли В. Н. Лосского, следует понимать не как интеллект в узком значении, но как совокупность познавательных и созерцательных способностей, свет разума и совести, благодаря которому человек становится «личным и свободным существом». Подвижники Русской Фиваиды отождествляют «ум» с образом Божиим в человеке. «Если прибегнуть к современной терминологии, то можно сказать, что это – личное сознание, освещающее все сферы человеческой жизни и само возникающее как сложный клубок отношений к различным категориям реальности» (В. Н. Лосский).

– Наконец, внутреннее делание есть предмет мистического религиозного дарования, тайного, сокровенного по своей сути, что не позволяет нам делать окончательные выводы именно о душевном состоянии святых отшельников. «Святые Заволжья и Севера являются мистиками, продолжающими традицию преп. Сергия. Они полны здоровья и крепости, кротки без малейшей слащавости. Они – друзья лесов и лесных зверей, медведей и птиц. Тем не менее, всякий натурализм, в духе старца Зосимы у Достоевского, и всякое эстетство им чужды… Их язык, как и крестьянский, образен и немного певуч. Как и крестьяне, они молчаливы. Их слова и их действия не производят особого шума. Они просты и чисты» (о. Иоанн Кологривов).

Преподобный Мартиниан, под руководством святого Кирилла Белозерского с детства постигавший премудрости иноческой жизни, являет собой яркий пример опытного монаха, практикующего литургиста, профессионального хозяйственника и знающего политика, искушенного в тонкостях не только иноческой, но и мирской жизни. Ярким тому доказательством становится его встреча в 1447 году с великим князем Василием Васильевичем II Темным.

Читаем в житии преподобного: «Великий князь Василий пошел из Вологды помолиться к Пречистой Богородице в Кириллов монастырь. Также и в Ферапонтов монастырь пришел он со всеми своими воинами накормить живущую там братию и получить у них благословение. И встретил его игумен Мартиниан со всею братией вне монастыря с великой честью и радостью, и благословил его Честным и Животворящим Крестом. Спев молебен и гостеприимно учредив трапезу, он дал ему хорошо отдохнуть, придал ему уверенности утешительными словами, благословил его и повелел ему идти против супостата, который так несправедливо с ним поступил, потому что все знают, что не Божьей волей сел на великом княжении тот князь Димитрий Шемяка, но надеясь на гордыню свою, и помрачен был врагом весь ум его. Князь же великий Василий Васильевич, взяв благословение у святого и выслушав душеполезные слова, очень его полюбил и сказал: “Отец Мартиниан! Если будет на мне милосердие Божие и Пречистой Богородицы и великих чудотворцев молитва, и твоими молитвами сяду на своем столе, на великом княжении, если даст Бог, то и монастырь твой достаточно обеспечу, и тебя возьму поближе к себе”. Что и произошло».

Важная деталь – встреча происходит вне монастыря. Мартиниан не смеет нарушить завет преподобного Кирилла – внести в обитель «запах крови, шум и смятение людской суеты» (свт. Иоанн Залотоуст). Воинство великого князя не допущено в обитель, хоть и получает благословение преподобного.

Можно представить себе драматическую сцену встречи Мартиниана Белозерского и ослепленного Дмитрием Шемякой великого князя – «поступил с ним (Дмитрий Шемяка. – М. Г.) немилосердно: привел его в Москву со своими ближайшими помощниками, на третий день вынул у него оба глаза – увы! – и, лишив этого света» («Житие Мартиниана Белозерского»).