Многое из заповеданного преподобным Нилом Сорским исполнено не было. Его интеллектуальные опыты едва ли могли быть усвоены на уровне бытового обрядоверия и выхолощенного уставного благочестия. А его понимание аскезы противоречило не столько повсеместно утвержденному монастырскому киновийному житию, сколько самой доктрине Православного Царства в целом.
Г. П. Федотов так пишет об этом: «Особая, излюбленная Нилом форма аскезы есть аскеза нищеты. В духовной жизни нищета имеет не только значение радикального нестяжания, но и верности евангельскому образу уничиженного Христа. У Нила нищета не обосновывается прямо на Евангелии, но внутренне коренится в нем: “Очисти келью твою, и скудость вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету и нестяжание, и смирение”. Бедность для преподобного Нила не только личный, не только скитский идеал, – отрицание монастырского землевладения прямо отсюда вытекает, – но даже идеал церковный. Единственный из духовных писателей (хотя, быть может, не из святых) Древней Руси, преподобный Нил возражает против храмовой роскоши и украшений: “И нам сосуды златы и сребряны и самыя священыя не подобает имети, такожде и прочая излишняя, но точию потребная церкви приносити”. Ссылаясь на Иоанна Златоуста, он советует приносящему церкви в дар украшение – раздать нищим. Он сочувственно вспоминает даже о том, как Пахомий Великий разрушил нарочно красивые столпы в своем храме, ибо “не лепо чудитися делу рук человеческих”.
Не имея собственности, не имея права докучать мирянам просьбой о милостыни, – в нужде разрешается, впрочем, “взимати мало милостыни”, – монахи должны кормиться “от праведных трудов своего рукоделия”. В отличие от киновии, которая преимущественно живет земледельческим трудом, скитская жизнь требует работы “под кровом”, как менее развлекающей в духовном делании».
Вообще нахождение «под кровом», предполагающее восточную созерцательность и святоотеческое самоотвержение, не вполне свойственны северному монаху, который более тяготеет к общинному бытованию, подсознательно предпочитая дисциплину (с разными допусками) иноческого общежития индивидуальным трудам и молитвенному затвору.
«Свяжи себя законом божественных писаний и последуй тем», – наставляет преподобный Нил Сорский.
Все в этих словах святого старца бесспорно и внятно, очевидно и доступно русскому иноку, кроме одного слова – «закон». По мысли иеромонаха Иоанна (Кологривова), «огромные однообразные равнины, безграничные дали, где безмерная бесконечность, сверхъестественность составляют как бы часть каждодневных переживаний», рождают у русского человека «сознание своей физической слабости и бренности своих дел», непонимание смысла накопления, служения, законопослушания, когда «сегодня (законы. –
В том числе и законы духовные…
Неспроста, думается, получила такое распространение (и не только на Севере) поговорка «На Бога надейся, а сам не плошай». Упование на Бога и недоверие перед невидимым и неосязаемым, сердечное умиление и жестокосердие сосуществуют парадоксальным образом, и уже самим фактом своего немыслимого тождества делают «каждодневные переживания» уязвимыми для вечных нападок «началозлобного демона».