Тесная духовная связь существовала также между отцом Алексием и современными ему Оптинскими старцами -скитоначальником схиигуменом Феодосием (Поморцевым, 1854-1920) и иеромонахом Анатолием (Потаповым, 18551922). Фотография отца Феодосия стояла на его столе. Сам Оптинский старец, побывав однажды в храме на Маросейке и увидев гигантскую очередь, выстроившуюся к отцу Алексию, сказал ему после службы:
- На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобились. Одному это сверх сил. Господь вам помогает.
Со старцем Анатолием отец Алексий виделся один раз. Но между ними существовало то, что близкие в шутку называли «беспроволочным телеграфом», - прочное духовное единство. Когда при отце Алексии вспоминали отца Анатолия, лицо священника сияло от радости. А отец Анатолий приезжавших к нему москвичей отправлял на Маросейку: «У вас же есть отец Алексий». Глубоко почитал батюшка и зосимовского затворника отца Алексия (Соловьева), говоря о нем: «Отец Алексий - высокой духовной жизни».
Конечно же, были у маросейского старца и недоброжелатели. Однажды в трамвае батюшка услышал разговор двух священников, обсуждавших его. Слышались фразы:
- Вот тоже... юродствует, старца из себя изображает... народ принимает, советы дает, уйму деньжищ загребает. Знаешь, у него дохода десять тысяч!
Выходя из трамвая, отец Алексий наклонился к этим священникам и с улыбкой произнес:
- Все, что вы говорили об отце Алексии, совершенная правда, он действительно таков. Ошиблись вы только в одном, у него доходу не десять тысяч, а пятнадцать.
Такие слухи были, конечно, безмерно преувеличены. Так, в 1916 году годовой доход храма Николы в Кленниках составлял пять тысяч рублей (стоит учесть, что это был рубль военного времени, уже подверженный инфляции; по сравнению с 1913 годом цены выросли в четыре - пять раз). Причем в руках отца Алексия эти деньги, конечно же, не задерживались - уходили на помощь нуждающимся. Вплоть до 1913-го семья батюшки продолжала ютиться всё в том же ветхом сыром доме для причта, что и раньше. Лишь незадолго до начала войны началось строительство каменного двухэтажного дома, и то это был своеобразный подарок московского издателя И. Д. Сытина - за разрешение вывести на церковный двор окна нового многоэтажного дома для сотрудников издательства (эту массивную серую шестиэтажку, возведенную в 1913-
1914 годах архитектором А. Э. Эрихсоном, можно видеть по адресу Маросейка, 7/8). Во время этой стройки батюшка снимал квартиру на Солянке.
К тому времени уже вырос сын отца Алексия - Сергей. Он с молодости проявил яркие дарования в разных сферах, в 1910-м с отличием закончил 3-ю Московскую гимназию, а затем - историко-филологический факультет Московского университета. В 1913-м Сергей отправился в путешествие по Италии, знакомясь с шедеврами живописцев эпохи Возрождения. Результат этой поездки был неожиданным -Мечёв-младший пришел к выводу о несравнимом превосходстве русской иконописи над европейской живописью.
Отношения отца Алексия и Сергея были доверительными и теплыми. Об этом свидетельствуют письма священника к сыну:
«Дорогой Сережа, очень рад за тебя. Вижу, что поездка твоя за границу принесет пользу не только тебе, но и всем нам. <...> В настоящее время, сидя в Москве, на Солянке один, очень соскучился обо всех, а в особенности о дорогом моем сожителе по помещению. Придешь в комнату, нашу с тобой, посмотришь - все, кажется, здесь - и стол стоит по обыкновению, и лыжи стоят, и постель, а дорогого хозяина, владетеля всего этого - милого Сережи, нет.
Сперва пришлось поплакать о тебе - на чужой стороне один, что-то его встречает на чужбине, - вот какие мысли гнездились в моей голове, но, получив первую открытку из-за границы и возблагодарив Милосердного Господа за тебя, совершенно успокоился. Теперь одно могу писать: будь здоров, весел, набирайся сил и здоровья. Хорошенько знакомься со всеми по возможности достопримечательностями и чаще пиши. Твои послания меня очень радуют. Читая их, чувствую, что я будто с тобой».
«Дорогой Сергунчик! <...> Будь уверен, что мне было приятно выслушать твое замечание, и я его принял с благодарностью. Я был очень счастлив, когда покойная твоя мама, бывало, заметив что-либо, высказывала свое замечание мне, и я тотчас, приняв к сердцу, изменял согласно с ее замечанием. Но, увы, ее нет и уж я давно тягощусь одиночеством, не слышу ни от кого сердечного разумного замечания. Получив от тебя письмо, я воспрянул духом; теперь я не одинок и могу свободно следить за собой. Я не хочу сидеть на точке замерзания. Каждый из нас не замечает за собой и может усовершенствоваться только при участии близких, дорогих людей».