Владыка Арсений (Жадановский) вспоминал: «Чтобы дать возможность помолиться всем, служили две заупокойные всенощные: в храме - Преосвященный Герман, епископ Волоколамский, а во дворе - Тихон, митрополит Уральский. Служба окончилась около двенадцати часов ночи. Все остальное время между богослужениями пели панихиды и происходило прощание с почившим. Утром в десять часов началась литургия, которую совершал епископ Феодор, настоятель Данилова монастыря, в сослужении тридцати священников и шести диаконов, а на отпевание, закончившееся в четыре часа, вышло около восьмидесяти человек духовенства. Тут же было прочитано посмертное завещание отца Алексея духовным чадам и сказано несколько надгробных речей». Затем гроб на руках прихожан вынесли на запруженную народом Маросейку. Движение на улице было остановлено.
Весна и лето 1923 года в Москве были дождливыми, лило почти каждый день. Но 27 и 28 июня стояла теплая, солнечная погода. Когда траурная процессия вышла на Малую Лубянку, налетела внезапная гроза, хлынул ливень, но провожавших это не испугало. Двигались по Лубянке, Сретенке, мимо Сухаревой башни, по Первой Мещанской... А на Лазаревском кладбище процессию уже ждал только что освобожденный из заключения Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон. Тогда многие вспомнили сказанную отцом Алексием четыре месяца назад фразу: «В день моих похорон будет величайшая радость для всей Русской Церкви».
Да, это было поистине Промыслительно - посмертная встреча великого старца и великого Патриарха, двух святых. Проводы отца Алексия превратились в массовую демонстрацию верности Церкви. И тысячи исповедников, скорбя об уходе любимого священника, находили утешение в том, что любимый Патриарх вышел на свободу.
Очевидец так описывал это событие: «Тысячные толпы запрудили кладбище. Обновленческое духовенство было встревожено: как принять Патриарха, если он зайдет в церковь (все московские кладбищенские храмы, как наиболее доходные, были переданы обновленцам. - В. Б.). Святейший, однако, прошел мимо храма и последовал прямо к могиле протоиерея. Отстояв панихиду, которую совершал о. Анемподист, Святейший благословил народ и тут произнес свои первые слова к народу: “Вы, конечно, слышали, что меня лишили сана, но Господь привел меня здесь с вами помолиться”. И все кладбище огласилось криками: “Святейший! Отец наш родной! Архипастырь, кормилец!” Такого взрыва народного энтузиазма не видел еще ни один Патриарх на Руси. К Патриарху бросилась толпа, его буквально засыпали цветами, целовали его руку, одежду. Весь фаэтон Патриарха был завален цветами. В течение трех часов Патриарха не отпускали с кладбища, сплошным потоком шли народные толпы к нему под благословение». За это время отец Сергий Мечёв отслужил панихиду, на могиле расположили в порядке множество венков, установили крест. На его перекладине была простая надпись: «Батюшка отец Алексий Мечёв». Ниже - стих из Евангелия от Иоанна «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже возлюбих вы» (Ин., XV, 12) и из послания апостола Павла «Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов» (Гал., VI, 2). В течение сорока дней после кончины члены «маросейской семьи» каждый день посещали могилу батюшки.
„.После смерти старца его достойным наследником и преемником стал сын, отец Сергий Мечёв. При нем храм Николы в Кленниках сохранил свой статус одного из самых популярных и любимых храмов Москвы. Но после того как в 1927 году отец Сергий отказался поддержать декларацию митрополита Сергия, а маросейский храм стал центром «непоминающих», священник был арестован и сослан на Север. В декабре 1931 года весь причт и приход Николы в Кленниках были отлучены от Церкви и запрещены в служении, а в 1932-м храм был закрыт. В его оскверненном здании расположились службы ЦК ВЛКСМ. А отец Сергий Мечёв, прошедший ссылку и лагеря, но не утративший своего высокого горения, был расстрелян в январе 1942 года - по обвинению в том, что «ведет работу по созданию подпольных т. н. “катакомбных церквей“, насаждает тайное монашество по типу иезуитских орденов и на этой основе организует антисоветские элементы для активной борьбы с Советской властью». Но, несмотря на это, маросейская община еще долгие десятилетия хранила заветы отца и сына Мечёвых, ее члены совершали литургии на дому, преданно помогали друг другу. «Дух Маросейки» отца Алексия и отца Сергия был бережно пронесен сквозь годы страшных гонений - и дошел до наших дней...