Святые старцы

После войны Псково-Печерский монастырь не был ликвидирован, как планировалось в 1940-м. Возможно, этому способствовали пришедшийся как раз на первое послевоенное время краткосрочный «роман» советской власти с Церковью и тот факт, что в 1944-1946 годах монастырь был вообще единственной действующей обителью на территории РСФСР. Затем возродили Троице-Сергиеву лавру, на которую возлагались «представительские» функции - туда возили туристов, официальные иностранные делегации и т. п. А ПсковоПечерскому монастырю была уготована участь труднодоступной провинциальной обители.

На деле же вышло не так, как задумывалось. Именно Псково-Печерскому монастырю наряду с Глинской пустынью (а после ее закрытия в 1961-м - уже без нее) суждено было продолжить «золотую цепь» русского старчества. Давно уже были закрыты и лежали в руинах Площанская, Белобережская, Оптина и Зосимовская пустыни, рассказы о старцах воспринимались как некие «церковные легенды», передаваемые с опаской... А здесь, в Печорах, сохранился в нетронутом, первозданном виде целый монастырь, насельники которого не делили свои традиции на «дореволюционные» и «послереволюционные» - эти традиции были едиными и неизменными. И одним из столпов монастыря был иеросхимонах Симеон, которому 1 марта 1949 года исполнилось 80 лет. Посвященные этому событию торжества прошли в монастыре в день Ангела старца, 16 февраля 1950 года, и были совмещены с 55-летием его проживания в обители.

Начиная с конца 1940-х годов имя иеросхимонаха Симеона (Желнина) становится широко известным не только в Печорах. К нему едут из Ленинграда, Москвы, других городов СССР. Из уст в уста передавалась молва о дивном старце - простом псковском крестьянине, встреча с которым может изменить всю твою жизнь.

Можно предположить, что известность старца особенно возросла после появления в 1952 году в «Журнале Московской Патриархии» большой статьи о Псково-Печерском монастыре. Ее написал Р. Днепров - это был псевдоним Николая Яковлевича Рощина (1896-1956), бывшего белого офицера, прозаика, известного прежде всего своим близким знакомством с И. А. Буниным, в 1946-м вернувшегося из эмиграции на Родину. В этой статье о старце Симеоне говорилось так:

«Вот он, слегка согбенный, сухой, вышел из выдолбленной в скале пещерки, своей кельи, прищуренными с темноты глазами окинул пустынный, залитый вечерним светом монастырский двор, с поклоном широко перекрестился перед дверями храма и медленной походкой направился к скамеечке перед широкой железной дугой на цепях, перед большой клумбой под нею с пышными разноцветными астрами, гладиолусами и бархатнотемными анютиными глазками. На нем черный куколь и мантия с белыми гробовыми позументом, крестом и адамовой головой. А лицо схимника - лицо необыкновенной мягкости, легкой усталости и доброты - ничем не похоже на лицо аскета в западном понимании этого слова. Длиннопалая старческая рука, мозолистая и вместе с тем мягкая, как бы ищет человеческую голову - утешить, приободрить, приласкать...

Иеросхимонаху Симеону восемьдесят четыре года. Он, по словам его, из “низовых” людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков, - в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а тридцать шесть тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники, -тоже труд его прилежных и неутомимых рук.

Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах - и общественных и личных, сложных - сбываются подчас в полной точности.