Святые старцы

- Да совсем я не прозорливец, - с мягкой досадой в голосе говорит он. - Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает -зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и Сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я... Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза. Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, - поворачивается он к собеседнику. - Дивный дар Господень - человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь, - на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость, -неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего дня».

К счастью, сохранилось множество фотоснимков, запечатлевших отца Симеона в старости. На них -седобородый схимник с добрыми лучистыми глазами, простым русским лицом. Особенно хороши фотографии, запечатлевшие старца на пшеничном поле, с развевающимися по ветру волосами.

Спокойный, ровный, добрый характером, старец не любил, когда ему долго жаловались на жизнь. В таких случаях он говорил: «Хватит жаловаться! Терпи, терпи... Скорби да болезни - для души полезней». А сам от души жалел тех, кто приходил к нему, говорил: «Бедные овечки, вы ведь живете в таком страшном окружении.» Всеми силами избегал похвал. Сильно переживал, когда епископ Псковский и Порховский Иоанн (Разумов, 1898-1990) в 1957 году произнес ему поздравительное слово с похвалами в день Ангела, и очень радовался, когда эту речь не напечатали в «Журнале Московской Патриархии».

Молился отец Симеон в Успенском храме, до которого от дверей его келии было с десяток шагов. Там у него было постоянное место за алтарной дверью. Печеряне называли этот храм «Симеоновым». Иногда братия даже не замечала старца, скромно стоявшего в темном углу. При выходе из храма он всегда давал двадцатикопеечные монетки нищим, подавая пример другим монахам и мирянам.

Жил отец Симеон в той же келии, в которой поселился в 1927-м. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти длинным коридором с окошками по правую руку. На стенах этого коридора висели несколько икон и вставленный в рамку под стеклом лист с поучениями святителя Тихона Задонского, переписанный духовным чадом старца и его главным учеником - отцом Серафимом (Розенбергом, 1909-1994). Здесь на скамьях обычно сидели люди, ожидавшие встречи со старцем.

Сама келия, где жил отец Симеон, несмотря на три постоянно действующие печки, продолжала оставаться прохладной. Даже в солнечные дни в ней царил полумрак. Поэтому летом старец принимал людей в деревянном домике, построенном на Святой Горке.

Но не место красило человека, а Человек - место. Патриарх Кирилл так вспоминал посещение отца Симеона в 1952 году:

«В первый раз я увидел старца Симеона, будучи 6-летним младенцем; это было, когда мы вместе с мамой и папой пошли к нему в келью. Прошли узким коридорчиком, где справа от входа располагаются окна, затем вошли в комнату. В комнате было сыро и темно. И, видимо, сам день был не очень солнечным. Там никого не было, нас попросили подождать. Мы стояли у входа и ждали.

И вдруг в эту комнату вошел старец в светлом сером подрясничке с удивительно светлым лицом. Я как сейчас помню его лучистые светлые глаза, источающие, действительно, свет. Вся его внешность источала этот свет. И как-то в комнате сразу стало светло. И что самое главное - радостно.

И вот тогда я понял, что такое святой человек. Святой человек - это не тот, кто хмурит брови и шарахается от других, а тот, кто живет в любви и образ этой любви в виде света Фаворского носит на своем лице и на своей внешности».

А архимандрит Иероним (Тихомиров, 1905-1979) так вспоминал общение со старцем:

«Как только набегут разные помыслы - даже думаешь, что голова слетит долой, или разорвется, или с ума сойдешь, -тогда мчусь к батюшке.

Он спрашивает: “Ну что? Рассказывай”. И сам с улыбкой: “Что - нападали? Ну, говори - кто напал, что они тебе шепчут”. Я ему все и говорю. А батюшка: “Ишь. как им тошно... что хочешь от них уйти, не слушать. Ну хорошо, давай помолимся”.

Он накроет меня епитрахилью и скажет: “Теперь не бойся!” И выхожу я от батюшки веселым и радостным - как будто свет переменился и стал лучше. И это бывало много раз: так сильна была его молитва».

Жительница Пскова Евдокия Вересова вспоминала в 1994 году: