Утром после литургии владыка Иоанн сказал с амвона обличительное слово в адрес тех, кто участвовал в праздновании Хэллоуина. А на двери храма был вывешен подписанный им указ «О недопустимости участия в развеселениях в канун воскресных и праздничных служб»: «Священные правила повествуют, чтобы кануны праздничных дней проводились христианами в молитве и благоговении, подготовляясь к участию или присутствию на Божественной литургии. Если к тому призываются все православные христиане, то тем более то касается непосредственно принимающих участие в церковной службе. Участие их в развлечениях в кануны праздников особенно греховно. Ввиду сего бывшие в канун воскресенья или праздника на балу или подобных развлечениях и увеселениях не могут на следующий день участвовать в хоре, прислуживать, входить в алтарь и становиться на клирос». На первом месте у него были богослужение и молитва – за всех и каждого.
«Однажды едем с владыкой на машине в аэропорт, – рассказывал регент нового собора в Сан-Франциско Владимир Красовский, – и он просит повернуть на кладбище. Я ему отвечаю, что аэро план не сможет нас ждать, но владыка настаивает. Приехали на кладбище, и владыка пошел обходить все могилы! А их тысячи! Время идет, мы опаздываем на самолет, а он все ходит и ищет кого-то. Я разозлился и вернулся в машину, а владыка продолжал искать. Несколько часов прошло, и ведь он нашел – где-то на самом краю кладбища. У человека, оказалось, был день смерти, владыка послужил на могилке панихиду и пришел в машину: „Теперь поехали в аэропорт!“. Приезжаем, оказалось, аэроплан задержали, и святитель улетел как ни в чем не бывало».
Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский скончался 19 июня/2 июля 1966 года во время пребывания в Сиэтле и был похоронен в крипте кафедрального собора в Сан-Франциско. Он умер во время молитвы перед Курской-Коренной чудотворной иконой Божией Матери.
В июле 1994 года Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский был причислен Русской Православной Церковью Заграницей к лику святых. На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 24–29 июня 2008 года был прославлен для общецерковного почитания.
«Радуйся, Святителю Отче наш Иоанне, последних времен чудотворче!» – поется в акафисте святому Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому. Этот человек жил в разных странах, как у себя дома, проводил богослужения на разных языках, творил чудеса, умел утешать, требовать, сострадать и своей любовью обнять весь мир.
Преподобный Паисий Святогорец (1924-1994)
Мое сердце подсказывает мне вот что: «Возьми нож, изрежь меня на кусочки, раздай их людям и после этого умри.
Афонский старец Паисий Святогорец принимал и выслушивал в каливе (маленьком домике) на святой горе Афон сотни людей, и каждый рассказывал ему о своей жизни, просил духовных советов.
Два раза в год, обычно после Пасхи и осенью, старец покидал Афон и ехал в женский монастырь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова в Суроти, неподалеку от Салоник. «Я вас как солнышко грею», – полушутливо говорил сестрам Паисий Святогорец. По вечерам монахини и послушницы собирались вокруг старца и задавали ему самые разные вопросы о духовной жизни. Потом, вернувшись в келью, многие записывали для себя по памяти содержание этих бесед. Кто-то из сестер даже осмелился показать геронде (так почтительно обращаются в Греции к духовному лицу) свои тетради с записками.
Вообще-то Паисий Святогорец не любил, чтобы его фотографировали или записывали на магнитофон, и запросто мог отобрать у паломника кассету и выбросить в печку. Каждый совет старца давался по конкретному, индивидуальному случаю и был как лекарство, которое одному приносит пользу, а другому может и навредить. Но с сестрами монастыря Суроти у старца Паисия были особые отношения. «Я тоже „сдаю кровь“, – говорил им старец, – рассказываю о некоторых событиях для того, чтобы помочь другим. Видя, как собранное человеком знание вытесняет из него веру, я, желая его укрепить, рассказываю некоторые события из области веры». С основательницами монастыря святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова Паисий Святогорец познакомился в больнице, где они его навещали и в прямом смысле сдали кровь, необходимую старцу после тяжелой операции на легких. Он помог молодым женщинам основать монастырь в Суроти и больше тридцати лет его окормлял, называя это «духовным донорством».
Монахини расспрашивали старца обо всем – о его родителях, детстве, службе в армии, начале монашеской жизни. Записи бесед с сестрами старец внимательно прочитывал и нередко своей рукой вносил исправления, что-то уточнял. Поводом к началу разговора могло стать что угодно: звук мотора, сказанное кем-то слово, пение птицы на дереве, шум воды… Старец рассказывал: «Я помню, что у нас в доме не шла в канализацию даже та вода, которой мыли тарелки. Она сливалась в другое место, потому что даже крошки освящаются, раз мы молимся до и после еды».