Связанные Долгом

— Но ты хочешь этого для нашего будущего сына? — тихо спросила я.

Данте откинул прядь волос с моих плеч.

— Так уж обстоят дела, Вэл. Я буду защищать всех наших детей так долго, как смогу, но в конце концов нашему сыну, по крайней мере, придется противостоять опасностям нашего мира. Но он будет сильным.

— Мой отец всегда жестоко обращался с моим братом Орацио, а твой собственный отец пытал тебя для закалки. Иногда я не хочу сына, потому что боюсь, что ему придется страдать от того же самого.

Я не думаю, что смогу стоять в стороне и смотреть, как Данте будет обращаться с нашим сыном. Даже моя мать иногда защищала Орацио, когда папа был слишком строг. Не то чтобы он когда-либо оскорблял Орацио, как Фьоре-Данте.

— Мне придется быть строже с нашим сыном, но я не буду таким, как мой отец, клянусь.

Я молча кивнула. Я ему поверила.

Я чувствовала, что уже начинаю уставать, хотя почти ничего не сделала.

— Мне нужно принять душ прямо сейчас. Я должна скоро снова лечь.

Данте последовал за мной в ванную, не сводя с меня глаз, когда я сняла туфли. Я потянулась к молнии на спине своего платья, но Данте опередил меня. Его большой палец прошелся по выпуклостям моего позвоночника, когда он потянул молнию вниз, и я могла чувствовать это вплоть до пальцев ног.

Платье растеклось у моих ног. Теперь остались только мои колготки.

Данте опустил их вниз по моим ногам, затем позволил своему взгляду медленно путешествовать вверх по моему телу, когда он опустился передо мной на колени. Больше всего на свете мне хотелось упасть в его объятия и почувствовать его внутри себя.

Облизнув губы, я прошептала.

— Это будет нелегко.

Данте выпрямился, выражение его лица подтвердило мои слова.

— Прими душ. Я подожду здесь на случай, если ты упадешь в обморок.

— Ты можешь принять душ вместе со мной, — сказала я.

Данте колебался, потом кивнул. Он снял одежду, и когда повернулся ко мне, я увидела, что он уже наполовину выпрямился.

— Думала, ты умеешь держать себя в руках, — поддразнила я.

Данте повел меня в душ, поддерживая меня.

— Я умею, иначе мои пальцы уже погрузились бы в твой влажный жар.

Он включил душ, позволив теплой воде пролиться на нас, прежде чем закрыл душевую кабину и повернулся ко мне лицом, положив руки мне на бедра.

— Откуда ты знаешь, что я мокрая? — спросила я вызывающим тоном.

Данте взял губку и легонько провел ею по моей груди и животу. Затем он наклонился ближе, пока его рот не оказался у моего уха.

— Потому что видел, когда стоял перед тобой на коленях. Ты была мокрой для меня.

Я была. Я не думала, что когда-либо хотела его так сильно, как сейчас, когда нам было запрещено спать друг с другом.

Мы мыли друг друга губкой, время от времени целовались и наше дыхание учащалось с каждым мгновением. Эрекция Данте была твердой и красной.

— Ты хочешь, чтобы я сделала тебе минет? — прошептала я, прижимаясь к Данте.

Он застонал, когда мои пальцы обвились вокруг его члена, но затем его рука остановила мои движения, и он убрал мою руку от своего стояка.

— Нет, — прохрипел он. Он звучал не очень убедительно. — Я в порядке.

Он развернул меня так, что моя спина была прижата к его груди, а его эрекция была зажата между его животом и моей спиной. Его руки обвились вокруг моего живота, ладони прижались к моей коже, и он легко поцеловал меня в шею.

— Я думаю, нам надо убираться отсюда. Тебе нужно прилечь.

Я не протестовала. Все эти обнаженные поцелуи усложняли подавление моего желания к нему.

Данте помог мне вытереться, и он выглядел почти спокойным, когда я наконец оделась в удобную атласную пижаму и растянулась на нашей кровати.

Нам с Данте придется разобраться с нашими желаниями в ближайшие несколько недель. Наш ребенок был важнее всего остального.

Данте баюкал меня в своих объятиях, пока его пальцы перебирали мои волосы.

— Спасибо, что никогда не бросала меня, Вэл.

— Я знала, что однажды мое упрямство пригодится, — сказала я с легким смешком.

* * *

Через шесть недель врачи решили сделать кесарево сечение. Оставалось еще восемь недель до родов, что было слишком рано, но риск заражения стал слишком велик.

Данте не сдвинулся с места, когда они разрезали мой живот. Его присутствие, пристальный взгляд, абсолютный контроль и сила, которые он излучал, очень помогли мне. С Данте на моей стороне, я знала, что ничего не пойдет не так. Как будто одной только силой своей воли он мог заставить все обернуться хорошо. Данте мог заставить вас поверить, что он контролирует ситуацию, даже когда это не было.

Он держал меня за руку на протяжении всего кесарева сечения, и когда раздался первый крик, он нашел мои глаза, прежде чем мы оба повернулись к нашей дочери, сморщенной и размазанной, когда медсестра представила ее нам. Я отпустила руку Данте.

— Иди к нашей дочери. Иди. — он, казалось, не хотел покидать меня, но после того, как коснулся поцелуем моего лба, выпрямился и направился к концу операционного стола.