Свидание со смертью

Доска не возражала, и он представил себе женщину, которая тихо, не поднимая глаз, скользит по квартире, нарезает пироги, делает кофе и придвигает мягкий табурет, чтобы он, Олег, мог положить на него натруженные за день ноги. Почему-то у этой воображаемой женщины оказались глаза Нины Власовой и губы такие же, и волосы рыжие… Тьфу! Правильно Варвара ругается — что же он все на рыжих западает-то! Нет, раз и навсегда — рыжим здесь не место! Потому что от рыжих одни неприятности: известное ведь дело, все рыжие — стервы! А те, которые не стервы — те просто хорошо притворяются. Или в силу еще не вошли, тоже бывает. К примеру, та же Власова: на первый взгляд вроде как раз то, что надо. Тихая, скромная и хозяйка, наверное, хорошая. Не ждала ведь, что к ней полиция завалится, а дома чистенько, занавески свеженькие и даже на плафонах ни пылинки. Олег посмотрел на голую лампочку под потолком и затолкал в рот последний кусок мясного пирога. Раньше у него тоже был плафон. Разумеется, он не сам его покупал — такое убожество в мелкий розовый цветочек он, Олег, не то что в руки бы не взял, он бы даже не посмотрел в ту сторону. Нет, плафон притащила и даже сама приспособила Оля. «Для уюта» — так она тогда сказала. Симпатичная была девчонка, рыженькая такая, ладненькая… только очень утомительная. И почему-то очень замуж хотела и именно за него, за Олега, замуж. Нет, пока она просто разговоры разговаривала, это не мешало совсем, Олег просто пропускал этот щебет мимо ушей, а когда начались всякие знакомства с родственниками да поездки на дачу… тут уж извините. Ладно бы еще поехать, водочки под шашлычок попить, песни под гитару попеть, с той же Олей в травке поваляться — это ладно, это, по крайней мере, понятно, это даже в кайф. Но она-то потащила его картошку окучивать! Какого размера там был участок, Олег не стал спрашивать, но, судя по ощущениям, гектара два, не меньше. И все эти два гектара они с Олей и ее отцом, не разгибаясь, тяпками пропахали — рабы, блин, на плантациях! А матушка Олина еще подходила регулярно, качество работы проверяла да выговаривала: все там у Олега что-то недостаточно рыхло рыхлилось и недостаточно кучно окучивалось! Конечно, вечером, когда уже солнце село, стол она накрыла по всем правилам: пусть не шашлык, но свинина жареная хорошими кусками, редисочка молоденькая, огурчики-помидорчики, картошечка молоденькая с маслом и зеленью (впрочем, на картошку как раз даже смотреть не хотелось), и всего этого много — никаких порционных раскладываний по тарелкам, наваливай себе сам, сколько хочешь. И по рюмочке мужики, как положено, получили, и по второй — с устатку-то, имели право. Покушали они тогда хорошо, ничего не скажешь, но батрачить на картофельных полях за харчи? Ищите дураков за поворотом. Так что с дачи вернулась растерянная Оленька не к нему в квартиру, а к маме с папой. М-да, как в той поговорке: любовь прошла, завяли помидоры… и картошка тоже. Оля что-то чирикала про эту самую любовь, про нежность, про уют… вот только не понимает она, что уют — это не плафон на кухне, пусть даже с розовыми цветочками, а что-то совсем другое. А что именно другое, наверное, никто объяснить не может. Вот Серега про свою Лизу говорит — она уютная. И таки да, он прав, Лиза такая. С каким бы подозрением сам Олег к ней ни относился — а как еще нормальный полицейский может относиться к ведьме? Пусть она все отрицает, пусть кричит: «Я не ясновидящая!», но ему-то, Олегу, виднее. И ведьма, и ясновидящая и… и действительно уютная. А плафон… Да что плафон! Когда он через пару лет уже перестал от пыли свет пропускать, Олег его просто снял. Помыл, но на место возвращать не стал — положил в пакет и запихнул на антресоли.

А лампочка под потолком — это тоже вполне уютно. И никакие бабы тут не нужны: ни тихие, ни скромные, ни такие симпатичные, как эта самая Нина. А она действительно симпатичная. Даже странно, что Ася Семеновна у нее в подружках. Она же, как танк, всех окружающих под себя подмять хочет. Она бы и Лизу подмяла, но та покрепче, с ней так просто не справишься. А Ниночка помягче, Ниночка прогибается…

«Ниночка»? У Олега даже рука дернулась, и остатки кофе едва не выплеснулись из чашки. С чего вдруг: «Ниночка»? Какая она ему «Ниночка»? Свидетель по делу, некоторое время даже бывшая основной подозреваемой, Нина Петровна Власова, вот кто она! И то, что у нее пышные восхитительно-рыжие волосы и ясные синие глаза, никакого значения не имеет. Да он больше и не увидится с этой женщиной никогда… Никогда? Вот именно никогда! Разве что в интересах следствия, если потребуется уточнить что-то в протоколах… Хотя нет, по такому мелкому делу можно будет и Мишу, например, послать! А с него, с Олега, хватит уже таких, рыжих и синеглазых, Варвара совершенно права!