Свидание со смертью. Рождество Эркюля Пуаро. Убить легко. Десять негритят

— В общем, вы за массовые убийства? — усмехнувшись, спросил доктор Томас.

— За разумную чистку общества. Это было бы только на пользу. Вы не согласны?

— О, несомненно.

— Вы вот иронизируете, а я говорю вполне серьезно. Я, в отличие от прочих своих соплеменников, не слишком уважительно отношусь к человеческой жизни. Всякий, кто препятствует прогрессу, должен быть уничтожен — я так понимаю!

Проведя рукой по своим белокурым волосам, доктор Томас спросил:

— Да, но кто, по-вашему, должен судить, достоин ли человек жизни?

— Это, конечно, сложный момент, — согласился Люк.

— Католик сочтет недостойным того, кто проповедует коммунизм. Коммунист приговорит к смерти священника — как носителя вредных суеверий, врач ликвидирует больного, пацифист осудит солдата и так далее.

— Просто судьей должен быть человек науки. Беспристрастный, обладающий особым складом ума, например, врач. Если на то пошло, вы, доктор, были бы, на мой взгляд, прекрасным судьей.

— Определяющим, кто достоин жить, а кто нет?

— Да.

Доктор Томас покачал головой.

— Мое дело — лечить. Хотя, надо признаться, это порою весьма неблагодарное занятие.

— Ну, хорошо. Давайте просто немного порассуждаем. Возьмем, к примеру, покойного Гарри Картера…

— Картера? — отрывисто переспросил доктор Томас. — Хозяина «Семи Звезд»?

— Его самого. Сам я с ним знаком не был, но мне рассказывала о нем моя кузина, мисс Конвей. Похоже, он был законченный негодяй.

— Ну… выпивал, конечно, изводил жену и дочь. Частенько распускал руки и сквернословил. Почти со всеми здесь переругался.

— В общем, без него этот мир стал лучше?

— В известном смысле, да.

— То есть, если бы кто-то столкнул его в речку, не дожидаясь, пока он свалится туда сам, можно было бы сказать, что этот человек действовал в интересах общества?

— И вы что же, применяли эти ваши принципы? В… Малайе, если я правильно запомнил? — сухо спросил доктор Томас.

Люк рассмеялся.

— О нет, я говорю чисто умозрительно.

— Да, мне кажется, человек вашего склада не может быть убийцей.

— А почему вам так кажется? Ведь я высказался достаточно откровенно.

— Вот именно. Слишком откровенно.

— То есть вы считаете, что, если бы я возомнил себя эдаким избавителем, я не стал бы делиться своими взглядами с первым встречным?

— Совершенно верно.

— А если я вижу в этом свою миссию? Может, я фанатик?

— У фанатиков тоже имеется инстинкт самосохранения.

— Значит, когда ищешь убийцу, следует приглядываться и к милым, добрым людям, не способным обидеть и мухи?

— Пожалуй, вы слегка преувеличили, но в целом недалеки от истины.

— А скажите, мне действительно это интересно, — вы когда-нибудь встречали человека с задатками убийцы? — вдруг спросил Люк.

— Ну и вопросики вы мне задаете!

— А что? В конце концов, врачу приходится иметь дело со столькими чудаками. И он вполне способен распознать в ком-то маньяка-убийцу — еще до того как симптомы… станут очевидными.

— У вас совершенно обывательское представление о маньяках, — чуть раздраженно сказал Томас. — По-вашему, они на виду у всех набрасываются с ножом на свои жертвы, а на губах у них клубится пена. Так вот, имейте в виду: распознать одержимого мыслью об убийстве чрезвычайно трудно. Внешне он, чаще всего, абсолютно обыкновенный человек. У такого человека иногда очень запуганный вид, и он все время жалуется на каких-то врагов. В общем, такой тихий безобидный малый.

— Что вы говорите?

— Именно так. Маньяк зачастую убивает, защищая себя от мнимых врагов. Но, разумеется, далеко не все убийцы маньяки, многие из них вполне обыкновенные, психически здоровые люди, как мы с вами.

— Доктор, вы меня пугаете! А вдруг впоследствии окажется, что на моем счету пяток изощреннейших тайных убийств?

Доктор Томас улыбнулся.

— Вряд ли, мистер Фицвильям.

— Вы уверены? Что ж, очень тронут. Я тоже не верю, что вы могли совершить пять-шесть убийств.

— Вы просто не учли моих профессиональных неудач, — пошутил доктор.

И оба расхохотались.

— Я отнял у вас много времени, — виноватым голосом сказал Люк и поднялся, намереваясь попрощаться.

— Не страшно. В Вичвуде удивительно здоровые жители. И вообще, мне всегда приятно поговорить с новым человеком.

— Я хотел спросить… — начал было Люк, но осекся. — Да?

— Мисс Конвей отрекомендовала мне вас как первоклассного специалиста. Скажите, а не чувствуете ли вы себя здесь как бы заживо погребенным? Талантливому человеку тут не развернуться.

— Для начала врачебная практика — вещь полезная. Она дает очень ценный опыт.

— Но вы же не захотите довольствоваться только ею, как ваш покойный компаньон, доктор Шмеллинг? Мне говорили, что он начисто был лишен амбиций. Ему вполне хватало сельских пациентов. Он ведь прожил здесь много лет?

— Практически всю жизнь.

— Я слышал, он был прекрасный врач, но большой консерватор.

— Да, временами с ним бывало непросто… Он крайне подозрительно относился к всяким новшествам, но среди докторов старой школы был, бесспорно, из лучших.

— И еще я слышал, что у него прехорошенькая дочка, — лукаво заметил Люк. И с удовольствием увидел, как бело-розовые щеки доктора Томаса покрыл густой румянец.

— Гм… да, — пробормотал он.