– Два года назад побывал в Исаакиевском соборе в Ленинграде, – продолжил он, – так вот ваш ему по размерам только немногим уступает… Настоящий гигант! Народу бы ему только, чтобы заполнить это пространство!..
Визитеры затравленно, с испугом оглядывались по сторонам, косились на иконы. Смотреть на них было жалко и печально. Свои же, русские – а ведут себя в храме будто в клетке с дикими зверями…
– В Исаакиевском с-соборе м-музей д-давно, – простучал зубами милиционер.
– Там – музей, а у нас – храм Божий, – улыбнулся отец Иоанн. – Так какое, говорите, постановление вышло?..
Зампред, словно опомнившись, полез за пазуху тулупа и достал смятую, мокрую бумагу с печатью.
– Вот… Теперь нужно, чтобы все тексты ваших исповедей…
– Проповедей, – поправил батюшка.
– Ну да, проповедей… вот, чтобы они в письменном виде предоставлялись мне. До того, как будут произнесены. В двух экземплярах. Понятно?..
Отец Иоанн закашлялся со вздохом. Невольно пощупал ладонью лоб: температура вроде росла.
– Понятно. И мало у вас бумаг-то на столе?.. Еще эти понадобились?..
Зампред нахмурился. На его простецком, похожем на сжатый кулак лице отчетливо проступила злоба. Но ответил не он, а милиционер, и ответил неожиданно – почти жалостливо:
– Т-так ведь это не мы п-придумали. В центре. М-мы-то что…
Люди вы, а не «что», хотел сказать батюшка в ответ. Люди, а не машинки – с сердцем, честью, совестью… Жаль мне вас, люди. Искренне жаль. А в письменном виде – ну что же, будет вам в письменном.
…Когда зампред и лейтенант уже повернули к выходу, отец Иоанн произнес:
– Вы заходите. Всегда буду вам рад. И детей своих приводите тоже.
Визитеры молча переглянулись и, не прощаясь, скрылись за дверью. А батюшка зашелся в долгом, рвущем приступе кашля…
Некрасовка, май 1965 года
Заляпанный грязью ГАЗ-69, переваливаясь с боку на бок, словно катер в бурном море, подъехал к храму и остановился. Вышедшие из машины молодые люди с кряхтением разминались после долгой дороги. Добраться сюда, в медвежий угол Рязанщины, почти на границе с Мордовией и Горьковской областью, – подвиг уже само по себе. Еще когда в Рязани выясняли, как проехать в Некрасовку, чаще всего слышали в ответ: никак. Или самолетом летите, в Ермишь раз в неделю летает Ан-2, если, конечно, погода хорошая. Или часов восемь на машине, если найдете что с полным приводом… Можно бы и быстрее, напрямик срезать, да Ока там сильно петляет, масса притоков, а дорог до сих пор считай что и нет. В общем, сначала на восток, к Касимову, потом на юг, к Сасову, а потом на север – в Ермишь. Ну и от Ермиши еще десять километров оврагами, если дорогу не развезет…
– Все, ребятки, я умер, – со стоном сгибаясь и разгибаясь, сообщил водитель. – Не трогайте меня часов десять, пожалуйста. Спины просто нет.
– Раз умер, мы тебя сейчас отпоем, – пошутил один из молодых людей. Но другой, постарше, строго оборвал шутника:
– Давайте серьезнее. Мы же не на пикник приехали, правда?..
Завидев подъехавшую машину, из домика, стоявшего рядом с храмом, вышла круглолицая женщина средних лет в белом платочке. Приезжие направились к ней.
– Здравствуйте. Мы из Министерства культуры, составляем опись уникальных икон, хранящихся в храмах Рязанской епархии, и ставим их на учет. Вот наши документы.
Женщина молча взяла протянутое удостоверение и бумагу. «Центральная художественно-реставрационная мастерская. Ямщиков Савелий Васильевич». Под машинописью, подтверждавшей полномочия прибывших, стояла подпись министра культуры СССР Екатерины Фурцевой.
– Ну что же, понятно. Я староста храма святителя Николая Чудотворца, Ульянкина Софья Фёдотовна. Сейчас сообщу отцу настоятелю, и он к вам выйдет.
– А как его зовут?
– Отец Иоанн.
Ждали долго. Уже в деталях рассмотрели деревянную, очень приятную внешне церковь, поспорили о дате ее постройки и сошлись примерно на начале ХХ века; подивились тому, какой живописной выглядела затерянная в глухомани деревня – просто какая-то постановка для кино да и только: прудик с зеленью, опрятные домики, свежепокрашенные ограды… Начали сомневаться – выйдет ли?.. Уже бывало так, что в храмах, куда приезжали реставраторы, настоятели попросту скрывались от них. Или вызывали милицию, несмотря на все бумаги с подписью Фурцевой…
– Да нет, вон он, идет… – Старший экспедиции поднялся с травы, отряхнул брюки. – Здравствуйте, батюшка!
– Здравствуйте, здравствуйте! – доброжелательно отозвался невысокий седовласый батюшка лет пятидесяти пяти, с улыбкой глядя на приезжих сквозь стекла очков. – Меня зовут отец Иоанн. А вы кто будете?..
– Ямщиков Савелий Васильевич, можно просто Савелий.
Батюшка острым глазом глянул в лицо гостя:
– Савелий?.. А может, Савва?..
Приезжий изумленно заморгал:
– Когда отец понес документы в загс, сказал, что хочет назвать меня Саввой, как бабушка завещала. А ему говорят: не может быть такого имени у советского ребенка. Так Савелием и записали…
– А я Николай Холявченко, – назвался еще один реставратор.
Представились и другие участники экспедиции. Каждого отец Иоанн с любовью благословил.