Он сразу же решил, что друзей: епископа Питирима (Нечаева), отцов Сергия Орлова, Василия Серебренникова и Виктора Жукова, Ветвицких, – навестит после того, как окончит главное дело. До Патриаршей резиденции отец Иоанн добрался на метро. Сел на памятной днем освобождения из лагеря «Комсомольской», проехал пять станций («Лермонтовская» – «Кировская» – «Дзержинская» – «Проспект Маркса» – «Библиотека имени Ленина»), вышел на «Кропоткинской», которая называлась так меньше десяти лет и еще держалась в памяти как «Дворец Советов» (никакого дворца так и не построили, на его месте шесть лет как парил огромный бассейн «Москва»), потом направо и – пешочком вверх по Кропоткинской улице, у которой тоже было старое, неизжитое памятью название – Пречистенка. Раз поворот, два, три, четыре… а вот и Чистый переулок, где с 1943 года размещалась резиденция Святейшего. До войны здесь было германское посольство.
Примет ли его Патриарх, батюшка не знал. Он летел в Москву без всяких договоренностей с кем бы то ни было, полагаясь лишь на волю Божию и полученное от отца Серафима благословение. Примет – слава Богу, нет – тоже. Может, его и вовсе нет в столице: здоровье 89-летнего человека требовало пристального внимания врачей.
Пока шел от метро, замерз порядком: шутка ли, минус двадцать четыре!.. И когда говорил сидевшему за письменным столом дежурному иеромонаху о цели своего визита, даже голос дрожал от холода, и пальцы рук ходили ходуном, особенно левой: она с тюремных времен всегда болела от стужи. Первая же новость обрадовала: Патриарх находился в Москве, более того – в резиденции.
– Давайте прошение, я передам, – буднично отозвался дежурный.
– Мне подождать?..
– Да, подождите. Я доложу Даниилу Андреевичу.
Батюшка подавил вздох. Личный секретарь Святейшего Даниил Андреевич Остапов мог продержать у себя прошение сколь угодно долго. Но, к удивлению отца Иоанна, вторая преграда тоже пала на диво быстро: дежурный вернулся буквально через минуту и сообщил, что Остапов сразу же передал прошение Патриарху.
Еще через пятнадцать минут на столе дежурного тихо затрещал телефон. Иеромонах снял трубку, выслушал говорившего и после этого пригласил отца Иоанна пройти в приемный зал.
Батюшка впервые был в резиденции и с любопытством осматривался вокруг. Из приемного зала, судя по всему, можно было попасть непосредственно в приусадебный сад с беседкой. Лестница вела из зала в антресоли и мезонин. Стены украшали душеполезные картины. Пахло ладаном. Все в обстановке дышало благочестием и простотой и одновременно навевало воспоминания о старой, чинной московской усадьбе, каковой и была когда-то Патриаршая резиденция…
Неслышно растворились двери в соседнюю комнату, и оттуда медленно, опираясь на посох, показался седой Патриарх. Отец Иоанн склонился под благословение. В руках Святейший держал адресованное ему прошение.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа… Ну что же, отец Иоанн… От старца Серафима я получил письмо, где он испрашивал прощения за твой самочинный постриг ради смертного случая. «Здоровье мое слабое, и я чувствую, как моя жизнь сокращается…» – заглянув в машинописную бумагу, задумчиво процитировал Патриарх строки из прошения и проницательно посмотрел на священника. – А помнишь ли ты случай из жизни Амвросия Оптинского?
– Да, Ваше Святейшество. Его постригли в великую схиму, когда он почти умирал.
– …и прожил он после этого еще больше сорока лет, – договорил Патриарх. – Известно много случаев, когда предсмертный постриг исцелял человека. Надеюсь и верю, что так будет и с тобой…
Святейший сделал небольшую паузу и чуть дрогнувшим голосом произнес:
– Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного.
Отец Иоанн снова склонился под благословение. Патриарх передал ему прошение и неторопливо вышел.
…Уже на улице, закрыв за собой дверь резиденции, отец Иоанн развернул поданную ему бумагу. В верхнем левом углу на машинописном тексте стояла рукописная резолюция: «1.II.1967. Божие благословение иеромонаху Иоанну на его иноческий путь. П. Алексий». Выдохнул… И сам почувствовал, как на лице помимо воли появляется счастливая улыбка.
А Патриарх, стоя у окна, вспоминал тот осенний день 1945-го, когда в Богоявленском соборе возглавлял иерейскую хиротонию отца Иоанна. Помнились и другие дни: 1950-го, после похорон отца Александра Воскресенского, и 1955-го, когда в машине он сказал митрополиту Николаю о том, что его попытки освободить отца Иоанна увенчались успехом. Но сейчас память влекла именно в тот холодный, со снегом октябрьский день, когда он держал ладонь на голове новопоставленного священника с московской окраины…
– Храни тебя Господь, отец Иоанн, – чуть пошевелил губами Патриарх, осеняя крестом удалявшегося по замороженному Чистому переулку иеромонаха…
Касимов, февраль 1967 года