Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Увлеклись радио: сводка была длинная, – и не заметили, как в дверях появился Иван Крестьянкин – в белой рубашке, черных брюках и аккуратно начищенных спортивных туфлях. Увидев накрытый стол, он сначала удивленно поднял брови, а потом весело возмутился:

– Ну вот еще вздумали!.. Это же я должен вас угощать, а не вы меня!..

Женщины, хором ойкнув, оторвались от приемника и дружно загалдели в ответ:

– Иван Михайлович, просим! Не откажите, пожалуйста!..

– Мы от всего сердца старались!..

– Это же в вашу честь!..

– Столько лет вместе работали!..

Смущаясь, Иван подошел к столу. Ну и сюрприз ему устроили сослуживицы!.. Вот так проводы!.. Наверняка покупали в коммерческом магазине, по дорогой цене, а то и на рынок ездили…

Слово взяла старший бухгалтер:

– Дорогой наш Иван Михайлович! Многие годы вы были настоящим добрым духом нашего коллектива. Вы своей мудростью, добротой, интеллигентностью вдохновляли нас и помогали справиться с неприятностями, от многих трудностей уберегли. Вы были рядом и в мирные годы, и в годы войны. Выросли от простого счетовода до бухгалтера, а потом до заместителя главного бухгалтера… И вот теперь, когда вы покидаете нас…

– И не только нас, – вставила полненькая женщина в беретике, – но и бренный мир…

Иван от души рассмеялся, его смех подхватили другие. Женщина в беретике смутилась:

– Ой, я хотела сказать: принимаете постриг!

Отсмеявшись, Иван пояснил:

– Нет, нет! Умирать я не собираюсь и в монахи тоже не ухожу. Просто становлюсь пономарем.

– «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой», – процитировала полненькая «Горе от ума». Все снова рассмеялись.

– На самом деле пономарь – очень важная часть церковной жизни, – пояснил Иван. – Они приносят в алтарь просфоры, вино, воду, ладан, готовят и подают священнику кадильницу и теплоту, на них – уборка храма и алтаря. В старину они вели метрические книги, всю храмовую бухгалтерию. Конечно, нередко читали монотонно, поэтому Грибоедов так и написал… Но я-то как раз собираюсь читать «с чувством, с толком, с расстановкой».

– А потом кем вы станете? – робко спросила высокая румяная девушка.

– Потом, если Бог даст, – диаконом.

– Дьяконом, дьячком? – уточнил кто-то.

– Можно и так, но правильнее – диакон.

– А как становятся диаконом, Иван Михайлович?

– Через хиротонию.

Красивое и непонятное слово «хиротония» заставило женщин уважительно умолкнуть.

– …Словом, теперь, когда вы уходите из светской жизни в мир церкви, который вам всегда был дорог и близок, мы, ваши сослуживицы, от всего сердца желаем вам счастья и радости на вашем пути, – после неловкой паузы закончила старший бухгалтер. – И мы уверены, что вы… вы будете прекрасным диаконом, а потом и священником!..

Женщины от души зааплодировали. Красный от смущения Иван поклонился им – милым сослуживицам, которые столько хорошего сделали для него за все эти годы.

– Дорогие мои, низкий поклон и благодарность вам за все доброе, что я видел от вас в этих стенах. Если бы не вы, моя жизнь в Москве была бы куда более трудной. Даст Бог, мы еще увидимся с вами. Ведь пути Господни неисповедимы…

Женщины закивали: эта фраза была хорошо известна даже тем, кто не верил ни в какого Бога…

«Поживешь, поработаешь, потом примешь сан и послужишь, а в свое время непременно будешь монахом»… Эти слова епископа Елецкого Николая Иван вспоминал в последнее время все чаще и чаще.

Великая война перевалила в свою вторую половину. Немца так и не пустили на улицы Москвы, отбросили от столицы, и уже на Пасху 1942-го по городу разрешили ходить всю ночь. Потом был Сталинград, а в 1943-м Красная армия начала уверенно гнать противника с нашей земли. Через день, а то и каждый день гремели над Москвой салюты в честь освобождения того или иного города. И первый был дан в честь освобождения родного города Ивана Крестьянкина – города Орла.

1943–44-е вообще были во многом переломными годами. В армии, милиции, наркомате иностранных дел, других ведомствах ввели погоны, как на дореволюционной форме, вернулось в обиход слово «офицер», раньше применявшееся разве что к белогвардейцам. Возвращались прежние названия: линкоры «Марат» и «Парижская коммуна» стали, как до революции, «Петропавловском» и «Севастополем», а города Красногвардейск и Слуцк – Гатчиной и Павловском. В ночь на 1944-й был исполнен по радио новый гимн, сменивший старый – «Интернационал». А в январе 1944-го из уст в уста передавали ошеломляющую новость: сразу четырем городским объектам Ленинграда вернули старые названия, связанные с храмами. Площадь Воровского снова стала Исаакиевской, площадь Плеханова – Казанской, проспект Нахимсона – Владимирским проспектом, улица Розы Люксембург – Введенской улицей. И ничего не было больше слышно о Союзе воинствующих безбожников. Формально он продолжал существовать, но того шума, который издавал в довоенную пору, больше не было слышно…