Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Псаломщики разглядывали смятый конверт с адресом управления Московской епархии. Отстуканное на бледно-серой бумаге письмо предписывало быть у митрополита Крутицкого Николая сегодня, к 13.00. О причинах вызова ничего сказано не было. И от этого в душу закралась невольная тревога. Зачем же вызывают?..

– Ну ладно, не бери в голову, – попытался успокоить друга Николай. – Мало ли зачем тебя могут вызвать?.. Может, тебе медаль собираются вручать какую-нибудь. «За оборону Москвы», например.

Иван улыбнулся.

– Скажешь тоже! Из меня такой защитник Москвы…

– А что, нет? Окопы рыл под Можайском?.. «Зажигалки» на крыше дома тушил?..

– Так это все делали, – махнул рукой Иван. – Ладно, нечего голову зря ломать. Поеду да узнаю все.

– Вот это правильно, – одобрил Голубцов.

С Николаем они сдружились сразу же. Старше Ивана на девять лет, он работал библиотекарем в ВАСХНИЛ, а жил в Измайлове: занимал полдома на Измайловском проспекте. Сын знаменитого профессора Московской духовной академии Александра Петровича Голубцова, Николай с детства прислуживал в алтаре, но по совету старца Алексия Зосимовского с принятием священного сана не спешил. В гостеприимном доме Голубцовых (жена Николая Мария Францевна, лютеранка, под воздействием мужа перешла в православие; семья воспитывала четырех приемных детей) Иван сразу и навсегда стал своим, нередко оставался ночевать, когда добираться до Большого Козихинского было уже поздно.

…Бауманский переулок был, как всегда, тих и пустынен. Обогнув одноэтажный дом номер 8, Иван углубился во двор и через сорок шагов поднялся на высокое крыльцо неказистого, напоминавшего сельский митрополичьего дома. В обширной прихожей с лавками вдоль стен, к которой справа примыкала кухня-трапезная, его встретила старая келейница, монахиня Дарья, выслушала о цели прихода и скрылась в жилых комнатах. Через полминуты пригласила войти.

Бросилось в глаза, что в расположенных слева от входа покоях митрополита царил полумрак, словно сама осень поселилась здесь и тщательно изгнала даже любые намеки на солнечный свет. Не горел зеленый торшер. Свет источали лишь иконы в правом от окна углу, они словно тихо мерцали ризами.

Под иконами стоял старинный письменный стол, у левой стены – обширный кожаный диван; перед столом – два кресла. Все же прочее свободное место у других стен и в простенках у окна занимали книжные шкафы, к которым кое-где приткнулись стулья: видно, хозяин кабинета, пролистывая нужные книги, присаживался на них.

Митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич) принял Ивана стоя. И, как и тогда, 21 июля 1944-го, когда владыка вводил его в алтарь, поразил величественный облик митрополита – ближайшего помощника Патриарха, одного из самых уважаемых и любимых архиереев. Сила, непреклонная уверенность в себе, власть… И глаза, как показалось Ивану с порога, смотрели пристально и грозно. Даже две панагии на груди – и те, мнилось, сверкнули режущим блеском.

– Молитвами святаго Владыки нашего Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас. Высокопреосвященнейший Владыко, благословите…

Выговорил положенные слова, принял благословение и умолк. Вопросительно смотрел на хозяина кабинета. Не каждый день обычного псаломщика со столичной окраины, считай – села, вызывает к себе управляющий Московской епархией.

– Ты что там натворил?

«Натворил»?.. Значит, была какая-то жалоба от прихожан. Но какая?.. Как ни старался, не мог вспомнить за собой ничего предосудительного. Отец Михаил вроде доволен его служением, хотя и подтрунивает над несолидно высоким голосом во время чтения, называет его «писком» даже, но это – по-доброму… Паства в храме – прекрасная: сплоченная, закаленная войной. Так в чем же дело?..

– Я тебя спрашиваю: что ты там натворил? – Голос митрополита налился сталью.

– Не знаю, Высокопреосвященнейший Владыко…

А лицо владыки неожиданно расцвело доброй улыбкой. Он неторопливо повернулся к столу, взял с него пачку каких-то писем.

– Впервые за всю свою архиерейскую службу я получаю от настоятеля просьбу рукоположить во диакона псаломщика, который служит меньше года. И сказал отец Михаил следующее: рукоположите его, владыка, пусть пищит… А вот это, – он потряс в воздухе пачкой писем, – все о том же: чтобы скорее тебя рукоположить. Все Измайлово, считай, пишет.

Митрополит неторопливо извлек из конверта смятое письмо и, прищурившись, зачитал:

– «…Не можем нарадоваться на него, Владыко, чувствуется, что будет из него хороший диакон, а там и иерей. Когда читает, то каждое словечко прямо до сердца доходит. Будто сама там находишься и все, о чем читает, видишь своими глазами». – Он отложил письмо, взял другое: – «…Не обычный он чтец, а какой-то необыкновенный. Опыт у меня большой, я многих на своем веку слышала, но Крестьянкин И.М. – это, можно сказать, образцовый псаломщик. И человек прекрасный: каждый раз, когда входит в храм, как солнышко рассветает. Ведет не только ту работу, которую он должен вести, но и весь день в храме проводит. Любит он наш храм, и эта любовь передается нам, прихожанам…»