Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Георгий Григорьевич смотрел на отца Олега устало. К Крестьянкину лично он никакой неприязни не испытывал – он для него был всего-навсего пешкой в огромной околоцерковной машине, которой его, в то время полковника госбезопасности, поставили руководить в 1943-м. Какое-то время даже присматривался к нему, полагая, что этот явно талантливый, яркий человек может быть чем-то полезен. Именно поэтому направил в измайловский храм когда-то видного ученого, вздумавшего отпеть своего старшего брата. Иной священник, польщенный такой честью, понял бы, что на него сделана ставка, начал бы как-то проявлять себя, пошел бы на сотрудничество… Но со временем стало понятно: ничем этот самый Крестьянкин полезен быть не может. А вот вред принести способен, и вред немалый. Докладные о лицах, которые ехали к нему из других городов СССР, уже можно было подшивать в отдельную папку. Слишком уж популярным становился этот священник с московской окраины. А кому это надо, спрашивается?.. Тем более теперь, когда вышло секретное постановление ЦК «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды»?.. Предупредили: взяли Виктора Жукова и Порфирия Бараева, сослали обоих в Канск, в Сибирь. Другой бы на месте Крестьянкина понял, что к чему, притих бы, затаился. А этот – нет. Не понял намека. Или не захотел понять…

А отец Олег между тем испытывал испугавшую его самого внезапную злобу на сослужителя. Дурак, ну и дурак же!.. Ведь говорил же об этом с ним. Зачем лезть на рожон, для чего?.. Чтобы сожрали тебя и не поморщились?.. Помимо воли эта злоба отразилась на его лице, и это тоже не укрылось от внимания Карпова. Досадуя на себя, отец Олег поджал губы и замолчал. «Буду молчать, – решил он про себя. – Пуганые мы, знаете ли».

– Ну что, не хотите мне помочь? – улыбнулся Карпов добродушно. – Сидите и думаете: не отдам вам Крестьянкина, вам надо, вы и занимайтесь, а у меня своих дел хватает?..

Отец Олег молчал с замкнутым выражением лица. Карпов выбрался из-за стола, прошелся по кабинету. Остановился перед большим настенным календарем, где были отмечены, кроме светских, и церковные праздники.

– Часто ли вы думаете, в какой год мы с вами живем сейчас? – негромко проговорил Карпов, глядя на календарь. – А ведь это год 1949-й. Год 70-летия со дня рождения товарища Сталина. Все прогрессивное человечество отметит вскоре юбилей вождя. А это означает, что все мы, понимаете, – все должны, обязаны работать для блага нашей Родины буквально на пределе своих сил. Да, война с оружием в руках окончена, но война тайная, война, где не гремят выстрелы, продолжается всегда. Вы ее называете «невидимая брань», верно?.. Вот мы с вами и есть бойцы на фронте этой самой невидимой брани. Вы по-своему, а я по-своему. Но мы с вами – по одну сторону баррикад. А по другую сторону – алчность, злоба, лютая ненависть, которую питают к нам капиталисты всего мира. И враги православной веры, кстати.

Карпов перевел дыхание, задумчиво кивнул головой, словно отвечая себе самому на важные мысли.

– Буду с вами откровенен, отец Олег, – он неожиданно обратился к священнику именно так, «отец…». – Мы возлагаем на вас очень большие надежды. Да, сейчас в Церкви есть ряд крупных фигур, которые, можно сказать, являются ее столпами. Тот же протопресвитер Колчицкий, к примеру… Но, увы, все мы не вечны, а время идет, и нужно ему соответствовать. Вы нам известны как человек гибкий, способный воспринять все требования момента… Поэтому подумайте хорошо. Вам предстоит огромный фронт работы. Да, на Всеправославном Совещании год назад мы отказались вступать во Всемирный Совет Церквей, так как эта проамериканская организация глубоко нам чужда. Но никаких постоянных величин в политике, как вы знаете, не существует. Сегодня чужда, а завтра, глядишь, там сменится руководство, придут новые, прогрессивные люди – и нужно будет выстраивать с ними отношения. Кто этим займется?.. Вы даже не представляете себе, как мало кадров, на которых я мог бы положиться со спокойной душой…

Карпов снова задумчиво покачал головой. Отцу Олегу показалось даже, что в уголке глаза Георгия Григорьевича взблеснула слеза.

– Поэтому еще раз говорю вам: подумайте. Вы же умный, опытный человек. А сейчас – запираетесь, хитрите, зачем-то выгораживаете Крестьянкина…

– Но Крестьянкин действительно один из самых уважаемых в Москве… – начал было отец Олег и осекся, увидев, как стремительно менялось выражение лица Карпова.

– Послушайте, ну как вы не понимаете… В создавшейся сейчас международной обстановке – я имею в виду не только церковные дела, но и клику Тито – Ранковича, и Грецию, и Болгарию, и прочее – мы просто обязаны быть уверены в чистоте наших рядов. В том, что с проповедью к народу обращается тот, кто надо. И в проповеди этой прозвучит то, что должно прозвучать. А не то, что взбредет на ум проповеднику. Кому служит Крестьянкин?

– Господу Богу нашему Иисусу Христу, – подавленно буркнул отец Олег.