Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Батюшка вздохнул.

– Это – чудо Божие. Понимаете, агиасма обладает многими чудесными свойствами…

– Аги… что?

– Агиасма. Крещенская вода. А главное – само таинство Крещения. Ведь теперь ваш сын родился для новой жизни, жизни с Христом. Это же великое счастье! И теперь все и для него, и для вас с супругой – все будет по-новому!..

Начальник опустил глаза.

– Скажите, есть ли у вас какие-либо заявления или просьбы?..

Батюшка снова вздохнул. Как бывалый зэка, он хорошо знал первейший лагерный принцип: не верь, не бойся, не проси. Какое послушание есть, за то и слава Богу. Поэтому он просто покачал головой: мол, нет у меня ни просьб, ни заявлений. Лейтенант кивнул, чуть слышно сказал: «Спасибо вам», позвал конвоира и, дождавшись, пока тот поднимется по лестнице, скрылся за дверью квартиры…

…А в марте 1952 года заключенного Крестьянкина Ивана Михайловича после квартальной «комиссовки» неожиданно перевели с общих работ в бухгалтерию лагеря – с ТФТ на ИФТ, с тяжелого физического труда на индивидуальный. Не случись этого – и он мог бы ослепнуть окончательно…

Каргопольлаг, поселок Чёрный – Москва, март 1953 года

Конвоир копался в посылке долго, с сопением. Наконец задал единственный вопрос:

– «Белочку» привезли?

– А как же! Мы же, можно сказать, ради нее и ехали! – живо отозвалась Галина Черепанова. – Да вот она, товарищ сержант, сбоку сумки забилась, а вы и не приметили…

Конвоир наконец выудил из объемистой сумки кулек с конфетами. Сразу подобрев лицом, развернул две «Белочки», сунул обе в рот и, промычав: «Щас», вышел из проходной.

Матрона Ветвицкая с тревогой взглянула на подругу. Приведут ли батюшку?.. Галина, уже ездившая к нему раньше, была уверена: приведут, конвоир этот был ей знаком и, по ее уверениям, за «Белочку» все что угодно сделает. Но сердце все равно колотилось как безумное – и от волнения, и от усталости. Шутка ли, поездом от Москвы до Архангельска, оттуда – в кабине грузового паровоза до Ерцева, оттуда – узкоколейкой до Чужги, а оттуда добирайся до Черного как хочешь. Хорошо, в этот раз подвернулся попутный самосвал-«Студебеккер», а Галина рассказывала, что и пешком по снежной целине к батюшке ходила, волоча на себе тяжеленные баулы…

Послышались шаги. Конвоир втолкнул в тамбур отца Иоанна и, пробурчав: «Пятнадцать минут у вас», уселся на пол в углу, жадно разворачивая очередную конфету.

– Здравствуйте, мои дорогие… Ну, ну, не плачьте, вы же весь мой костюм эдак вымочите, – пытался шутить батюшка, благословляя чад. – Матрона Георгиевна, Галина Викторовна!.. Ну что это вы, в самом деле?.. Я жив-здоров, вы живы-здоровы – к чему слезы?..

Вместо ответа женщины только со слезами вглядывались в лицо любимого батюшки. «Здоров»!.. На лице – какая-то короста, то ли от недоедания, то ли от нехватки нужных витаминов. И «загар» – страшный лагерный «загар», бронзовость кожи, которая тоже появляется от плохого питания и долгого пребывания на морозе. Шелушащиеся, черные, жесткие пальцы – перебитые молотком следователя, криво сросшиеся… И этот страшный черный бушлат в заплатах. И седина, седина… сколько же седых волос! А ведь ему только сорок три в апреле исполнится!..

– Как ваше здоровье, батюшка? Как зрение? Как сердце?..

– Да что мне сделается? Я ведь теперь, если говорить местным языком, «придурок» – то есть работаю в помещении, за столом… Лучше вы рассказывайте, – попросил батюшка, когда Матрона и Галина чуть успокоились. – Как там Москва? Что слыхать?

– Да все об одном только и говорят, – покосившись на увлеченного конфетами конвоира, понизила голос Матрона Георгиевна. – На его похоронах то ли полтыщи человек затоптали, то ли тыщу… На Трубной, на Самотеке…

– А нас 9 марта пять минут на поверке молча держали, – кивнул батюшка. – Ну а кто теперь главный вместо него?..

– В партии – Хрущев, в правительстве – Маленков. А в МВД – Берия.

– Ну, значит, для нас все по-старому будет, – улыбнулся отец Иоанн. Но Галина Викторовна с неожиданной горячностью возразила ему:

– Нет, нет!.. МГБ-то – упразднили!.. Объединили с МВД!.. Значит, уже что-то меняется. Мы обязательно попробуем написать им. Чтобы разобрались, выпустили…

Отец Иоанн вздохнул, покачал головой:

– Дорогие мои, какие же вы душевные, но… не вполне еще духовные. Не от уст ли Господа происходят бедствие и благополучие?.. Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Него. Помилование же зависит не от желающего или подвизающегося, но от Господа милующего. Вооружимся лучше еще большим терпением и смирением и станем уповать на общего нашего Ходатая и Утешителя. Господь ли не знает, как сохранять Своих чад от лютой годины?.. Лишь бы сердца наши были верны Ему…