Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

Отец Иоанн занимался в бригаде работой, которая считалась легкой: ему нужно было задавать направление падающему стволу. Сначала эта задача показалась нереальной: как это можно сделать, если деревья – обхватом в три тебя?.. Но инструктор объяснил, что главное в процессе падения дерева – это направляющая щепа, недопил между основным резом и подпилом. Допиливать щепу до конца нельзя, иначе траектория падения дерева будет непредсказуемой. А вот если оставить пять сантиметров, ствол легко ляжет в нужном направлении. Главное – не прохлопать дупла, потому что они при падении трескаются на огромные щепки, от которых запросто можно погибнуть. Ну и за самими зэка нужен глаз да глаз. То и дело находились желающие шагнуть под ствол и свести таким образом счеты с жизнью – или просто «отдохнуть» потом в лагерной «больничке». Как гласила лагерная пословица, минута терпения – год кантовки. А на ближайшей медкомиссии инвалида при особом везении могли и актировать, то есть освободить по состоянию здоровья вчистую…

Если валили лес зимой, то сначала нужно было вытоптать вокруг нужных деревьев снег, часто лежавший по грудь. Потом пилили – попарно, ручными пилами. Сваленные деревья нужно очистить от сучьев (сучья – сжечь, а попробуй сожги сырые ветки!), распилить на бревна и сложить в штабеля. Нормы выработки устанавливал бригадир, смотревший на толщину и длину бревен, породу дерева и глубину снега. Средняя норма – пять «кубов» на человека в день. От этих норм и зависела пайка хлеба: от трехсот до семисот граммов в день. Тем, кто нормы от голода и усталости не выполнял, пайку не увеличивали, а наоборот, уменьшали.

И так – каждый день, по двенадцать часов, без выходных и праздников (исключениями были 1 мая и 7 ноября). В пять утра – подъем, перекличка, завтрак (перловка с селедочными головами и кусок хлеба), кружка противного на вкус отвара от цинги и – несколько километров пешком от ОЛПа до места работы. Леса простирались во все стороны от Черного: береза, осина, ель… На следующий день начинали пилить с того места, где остановились вчера, и, таким образом, пильщики либо приближались к лагерю, либо удалялись от него. В таком случае в лесу и раскидывали палатки – для зэка и для конвоиров.

Вот такая вот «легкая» работа. Сначала отцу Иоанну казалось, что он не выдержит тяжести испытаний и попросту упадет без сил и возможности встать – как падали люди десятками и сотнями вокруг него. Но время шло, и человек приноравливался к обстоятельствам, посланным Господом. Внешне, пожалуй, в нем уже никто не узнал бы священника Христорождественской церкви в Измайлове. Исхудавший до полной прозрачности от плохого питания и труда, с частыми серебряными нитями в нечесаных и немытых волосах и бороде, в вечно грязной черной робе, с темными, огрубевшими от постоянной возни с древесиной руками, он был только тенью того отца Иоанна, который еще два года назад был самым знаменитым и любимым пастырем Москвы. Катастрофически ухудшилось от авитаминоза зрение: читать он мог уже только с лупой, никакие очки не помогали. Болезненно сжималось и щемило, особенно при переменах погоды, сердце. И только душа оставалась прежней: теплой, любящей, полной добра ко всем, кто его окружает. Лишенные всего люди почувствовали это мгновенно, и скоро отец Иоанн стал главным духовным авторитетом Каргопольлага. К нему тянулись все: верующие и атеисты, православные и католики, интеллигенты и убийцы, воры и «политические». У него исповедовались, просили окрестить, прояснить ту или иную жизненную ситуацию. Уважение к нему испытывали даже «блатные» (которые, как правило, люто ненавидели священников и жестоко измывались над ними), даже лагерная охрана. И «легкая» должность, на которую поставил его бригадир, тоже была скрытым признаком этого уважения. Так его стремились сохранить для окружающих и тех, кто ждал его на воле…

…Нудный металлический лязг раздавался уже совсем рядом. Это повар лупил по билу – обрезку старого рельса. Зэка, толкаясь, выстроились в очередь к кухне. Каждому повар наливал не одинаково, а с понятием: кому карцерную порцию, кому штрафную, производственную или ударную. И вскоре отец Иоанн уже получил свою миску с кашей и четыреста граммов липкой, больше похожей на глину, чем на хлеб, «черняшки». Это значило, что за прошлый день он выработал от тридцати до восьмидесяти процентов нормы и получает штрафную пайку…

К нему тут же подсели остальные со своими пайками:

– Батя, благослови!..

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь, – произнес батюшка и осенил пищу крестом.

«Пития», правда, никакого не было – единственная цистерна воды, которую привезли из лагеря, уже наполовину опустела, и конвой решил экономить. Когда еще следующую подвезут?..

На обед полагалось полчаса. Ели неторопливо, привалившись спинами к нагретым солнцем стволам деревьев. Рядом с оружием наизготовку расположились конвоиры.