Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

– Молчишь? Это хорошо, значит, не все потеряно. Самокритический настрой в нашей работе обязан присутствовать… Ну а если откровенно, хреново ты сработал, Жулидов. Даже очень хреново. Никакой антисоветской религиозной организации во главе с Крестьянкиным у тебя не вытанцовывается. Связей с Патриархом и Николаем Ярушевичем у него не больше, чем у тебя. То, что ты именуешь антисоветской пропагандой, высосано из пальца и может быть приписано любому попу любой церкви… И что мы имеем в итоге?..

Жулидов молчал. Он знал, что начальник сам ответил на поставленный им вопрос.

– Правильно понимаешь. В итоге мы имеем одного-единственного блаженненького и никакой антисоветской организации.

– Но он вел активную пропаганду среди молодежи, – неуверенно подал голос капитан и, опустив глаза в бумагу, зачитал: – «Я крестил много молодых юношей и девушек, в том числе и комсомольцев, в возрасте от 15 до 20 лет»… И еще: «В результате всей системы моей проповеднической работы среди молодежи, проживающей в окрестностях измайловской церкви, заметно возросло стремление к религии и вере в бога». Сам сознается! Чистая АСА…

– «В том числе и комсомольцев…» – усмехнулся Шумаков. – Так за это скорее первого секретаря ЦК ВЛКСМ надо брать, кто там у нас комсомолом руководит, Михайлов?.. Вот с него и спрос, что пошли такие комсомольцы хреновые…

Шумаков взял со стола спички и пачку папирос «Бокс», раздраженно задымил, стоя у форточки и глядя на шумящую внизу площадь Дзержинского.

– Ладно. Крестьянкина этого заряжай на пятерку тире семерку, а церковную лавочку свою сворачивай. Тут уже другое дело намечается, помасштабнее. Так что понадобишься…

Часть третья 1950–1955 годы

Каргопольлаг, поселок Чёрный, декабрь 1950 года

…Мост впереди завиднелся внезапно, словно бредовое видение. За несколько часов изматывающей дороги по шпалам уже начало казаться, что в мире не существует ничего, кроме белой ледяной замяти, то и дело менявшей направление и бросавшейся то в лицо, то в спину, бесконечной нитки рельсов, вдоль которых тянулся этап, да окрестного заболоченного леса. А тут – мост! Сначала из метели показались контуры скособоченных деревянных перил, затем хлипкие остатки будки сторожа… А потом начальник конвоя хриплым голосом обратился к этапу:

– Впереди мост через реку! Пересекаем организованно, не торопясь! Шаг влево, шаг вправо – конвой стреляет без предупреждения. Для желающих прыгнуть в реку сообщаю: высота моста двадцать метров, а вода в Лаповке ледяная…

Конвоиры быстро, споро раскинули в сторонке какой-то настил, набросили его на мост и двинулись по нему вперед, придерживая рвущихся с поводков овчарок. Зачем – стало понятно через минуту, когда первые зэка ступили на мост. И увидели, что его как такового и не было – только редкие шпалы, поверх которых наросли сравнимые прочностью с камнем горбыли льда. Настил предназначался только для конвоя, зэка должны были идти – вернее, прыгать – по шпалам. Передние неуверенно остановились на краю:

– Гражданин начальник, так а как же тут идти? Еще сорвешься…

– А ну без разговоров! – рявкнул ближайший конвоир, поднимая автомат. – Пошел!..

Зэка, совсем молоденький парнишка, шагнул вперед. Первые несколько шпал он каким-то чудом преодолел, но на середине моста поскользнулся и, неудачно попытавшись в падении ухватиться за перила, с воплем полетел вниз. Зэка молча смотрели на то, как он упал с двадцатиметровой высоты в бурлящую ледяной пеной Лаповку. Ждали, что выплывет, но он не выплыл…

– Чего стоим, мать вашу? – снова захлебнулся криком конвоир. – А ну живее, лагерь ждать не будет!

Очередь отца Иоанна неумолимо приближалась. Шедшие впереди, как кузнечики, прыгали по шпалам, стараясь выверить каждое движение. Вот, не удержавшись на скользкой шпале, сорвался еще один – старик-казах лет семидесяти. Вот, уцепившись друг за друга, с последним криком полетели вниз сразу двое, с ними отец Иоанн был знаком еще по поезду: бывший главный инженер большого московского завода и его заместитель…

Метель больно била по глазам. Да если бы и не била, что толку: очки у него украли еще в поезде. А без очков он, почитай, не видел вообще ничего.

Молитва святителю Николаю Чудотворцу поднялась словно из глубины сердца, сама собой.

«О великий заступниче, архиерею Божий, Николае преблаженне, иже подсолнечную осиявый чудесы, призывающим же тя скорый услышатель являйяся, ихже присно предваряеши и спасаеши, и избавляеши, и от бед всяческих изъимаеши, от Бога данною ти чудес и даров благодатию!

Услыши мя недостойнаго, с верою тя призывающа и молебное тебе приносяща пение; тебе бо ходатая на умоление ко Христу предлагаю.