Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

– В начале февраля месяца 1950 года, читая проповедь о «блудном сыне», Крестьянкин в моем присутствии в церкви села Измайлово перед верующими высказал клевету на советскую действительность. Он сказал примерно так: «Братья и сестры! Блудный сын, уйдя от отца, вынужден был жить и питаться вместе со свиньями потому, что ему нечего было есть. Нам, братья и сестры, положение блудного сына должно быть понятным, ибо мы все в наше время в период войны переживали то же самое. Мы на войну отдавали все, все свои тряпки, даже последнюю рубашку. Нам же продавали одну картошку и ту по дорогой цене, и мы вынуждены были, как блудный сын, питаться ею». 19 февраля 1950 года в той же церкви села Измайлово, также в моем присутствии, читая проповедь о «прощеном воскресении», Крестьянкин снова высказал антисоветские измышления: «Наши дети перестали верить в бога, не слушаются своих родителей, стали распущенными и развращенными. Все это потому, что сейчас время такое, что детям прививается безбожие». Других антисоветских измышлений со стороны Крестьянкина я не помню.

Когда батюшка услышал эту сухую, монотонную писанину, зачитываемую ровным казенным голосом, ему показалось, что земля уходит из-под ног. О роли отца Олега в своей судьбе он уже знал точно, но остальные?.. Ведь отношения с сослужителями в храме были вполне дружеские. За что же, почему?.. Кстати, самого отца Олега следователь, зачитывавший показания, так и не упомянул: видимо, его решили «не светить» в деле, хотя его роль в «посадке» отца Иоанна наверняка была главной…

И начались допросные мытарства. Водили на допросы обычно ночью, перед этим кормили селедкой, а пить не давали. Мучением было видеть, как следователь неторопливо, со вкусом – нарочно – наливает себе воду из графина, неторопливо пьет… И так же неспешно, со вкусом – а куда торопиться?.. – выпытывает: что еще антисоветского содержали проповеди?.. Ничего?.. Да как же ничего, если вы обвиняли наших женщин и девчат в развратном поведении. Знаете, как это называется? Клевета на советскую действительность. А кто вам помог изготовить пиротехническое изображение Христа на Пасху прошлого года?.. Сами сделали, никто не помогал?.. Вранье!.. Говори, вражина!.. И слепящий свет настольной лампы прямо в измученные, опухшие от бессонных ночей глаза.

Во второй половине июня, видя, что следствие затягивается, Жулидов получил от начальства установку выбить из подследственного показания любыми способами. Бил отца Иоанна и он сам, и его подручные. Били зверски: резиновыми палками, железками, завернутыми в газету, да и простым молотком. Этим молотком Жулидов лично переломал батюшке пальцы на левой руке. Бил и по голове, правда, не со всей силы: видимо, все же боялся убить. Когда ломали пальцы, боль была невыносимо острой, и отец Иоанн кричал – но кричал не то, что хотели бы слышать истязатели, и не то, что обычно кричали истязаемые люди. А слова, которые помогали ему всегда и при всех обстоятельствах:

– Господи Иисусе Сыне Божий, спаси и помилуй мя грешного!

Молитва приводила следователя в еще большую ярость. Жулидов, вспотевший, красный, с налившимися кровью глазами, тряс лежавшего на полу окровавленного священника за плечи, таскал за волосы и бороду.

– С кем из священников вел антисоветские разговоры?.. Говори, сука!.. Сергей Орлов?.. Братья Москвитины?.. Как был связан с Виктором Жуковым и Порфирием Бараевым?.. Говори, тварь!!!

– Господи Иисусе Сыне Божий, спаси и помилуй мя грешного…

– Как был связан с митрополитом Николаем Ярушевичем?

– Господи Иисусе Сыне Божий, спаси и помилуй мя грешнаго, – отвечал он разбитыми в кровь губами…

Не добившись ничего побоями, перешли к конвейеру. Это означало, что ему не давали спать на протяжении нескольких суток, а следователи за столом менялись. Один орал и стучал кулаком, выхватывал из кобуры пистолет и с маху тыкал им в лицо; другой, наоборот, был вежлив, предлагал чаю, еды, указывал на диван – «вы подпишите только все, что нужно, и сразу ляжете спать!» Среди следователей мелькал и Жулидов, который был то таким, то этаким. Но все это плыло мимо сознания. Постепенно отец Иоанн научился спать с открытыми глазами, просыпаясь только от ора в ухо: «Не спать! Ты что сюда, мать твою, отдыхать пришел?!!!»

На этих допросах он тоже не назвал никого. И ничего не подписал.

Так продолжалось до 1 июля. В тот день его неожиданно вызвали из лубянской камеры с вещами и перевезли в Лефортово. Там допросы продолжились, но уже без применения силы: видимо, следователь снова решил сменить тактику.

…Когда конвоир впихнул отца Иоанна в кабинет, Жулидов что-то писал за столом, не обращая на него внимания. Так прошло минут пять. Наконец капитан отложил перо в сторону, полюбовался на дело своих рук и устало обратился к подследственному:

– Ну что, Крестьянкин, не надоело запираться?

– Что тут ответить, гражданин следователь? Тут как в детской игре: да и нет не говорите, черное и белое не называйте…

Жулидов нахмурился.