Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине)

– Иван Михайлович, держите гриб. – Рослый зэка положил в миску отца Иоанна здоровенный подберезовик.

– Ой, спасибо, только ведь он сырой.

– Ничего, и так сойдет. Колбасу небось нескоро подвезут.

Окружающие засмеялись, и отец Иоанн вместе с ними. Недели две назад, когда кто-то в бараке делился полученной из дому посылкой и спросил у него, будет ли он колбасу, батюшка так непосредственно закричал «Буду, буду!..», что этот случай успел стать шуткой для своих.

– Батя, хайни чифирка, – предложил низкорослый «блатной», придвигая горячую кружку. – Подкумаришь как следует.

– Спасибо, – с улыбкой отозвался отец Иоанн, не отвергая подарок.

К отцу Иоанну подсел пятидесятилетний Владимир Баталин – ленинградский филолог, получивший свою «десятку» еще в 1934-м за то, что мимоходом назвал Троцкого хорошим оратором. Потом к его сроку добавили еще семь лет. Интеллигентный, спокойный, Владимир Александрович был одним из тех, кто не упускал случая побеседовать с отцом Иоанном в любых обстоятельствах.

– Отец Иоанн, простите, что мешаю вашей трапезе… Но, может быть, вы продолжите рассказ о Псково-Печерском монастыре?..

Батюшка отложил ложку.

– С удовольствием, только напомните, на чем я в прошлый раз остановился?

– На том, как Иван Грозный приехал в монастырь в 1570 году.

– Да, верно… Ну так вот. Когда царь прибыл к монастырю, то увидел высокие стены, мощные башни – настоящий кремль!.. И подумал: а ну как братия хочет отложиться от Руси, обособиться?.. Нрав у царя был крутой, горячий, и он не заметил, как им завладел гнев. А гнев – грех страшный, он ведь ум отемняет, натворишь чего, а потом смотришь и сам ужасаешься: да я ли это был?.. Ты, ты!..

Услышав, что батюшка рассказывает о чем-то, зэка со своими мисками начали подтягиваться к нему. «Батя роман про монастырь тискает!» – крикнул какой-то вор своим…

– И вот навстречу выходит игумен Корнилий с братией. Было ему 69 лет. Благообразный, высокий старец, синеглазый, спокойный, мудрый, горячо любимый и в монастыре, и далеко за его пределами. Как полагается наместнику, идет он навстречу царю. А тот, будучи обуян гневом, выхватывает из ножен меч… Один миг – и на булыжник перед Святыми вратами падает отсеченная голова преподобномученика!..

– Во дает, – потрясенно сказал кто-то из воров.

– Раз, и все!.. На соседнем ОЛПе такое было, когда суки воров резали. Тогда Корявому тоже башку отрубили.

– Но увидев, что натворил, Иван тут же впал в отчаяние, – продолжил батюшка. – Раскаяние пронзило его словно ножом. Грех! Великий грех смертоубийства! И из-за чего? Из-за гнева. А гнев – от подозрительности. А она – от самолюбия, а оно – от гордыни… Не зря говорится, что гордыня – мать всех грехов… Подхватив тело убиенного на руки, царь, рыдая, понес его к Успенскому храму монастыря. На дорогу хлестала кровь преподобномученика Корнилия, ручьем стремилась вниз, по горке… С тех пор дорога эта так и называется – Кровавая.

Слушатели примолкли. Каждый из них по-своему представлял рассказанную отцом Иоанном сцену.

– Потрясающе… – задумчиво проговорил наконец Владимир Баталин. – Как я хотел бы побывать в этом монастыре… И как странно, что я не слышал о нем раньше, я же ленинградец, а он недалеко оттуда…

– Ну, это бы у вас вряд ли получилось, – улыбнулся батюшка, принимаясь за кашу, – вас же арестовали еще в 34-м, верно?.. Ну вот, а монастырь – в городе Печоры, а они после революции оказались на территории Эстонии, куда вам проезда не было. Кстати, поэтому монастырь и не был ни закрыт, ни разорен и сохранился в том самом виде, в котором был при Иване Грозном. А освободитесь – так и съездите, конечно.

Где-то далеко в лесу тупо ударил выстрел. Один, другой, потом, после паузы, третий. Что это значило, знали все: групповой побег. Значит, с какой-то делянки сейчас отчаянно рванулись к свободе несколько (а может, с десяток, а может, и больше) узников… Зэка притихли, мысленно желая собратьям удачи. Зато конвоиры тут же вскочили на ноги, встревоженно переглядываясь. А ну как беглецы напали на охрану и завладели оружием?.. Выскочат сюда – положат всех без разбора…

Вскочили как раз вовремя: на поляну, где дымила полевая кухня, влетел ленд-лизовский «Додж», откуда показался низенький, плотный лейтенант – заместитель начальника ОЛПа по политчасти.

– Крестьянкин у тебя? – рявкнул он на подскочившего с рапортом начальника конвоя.

Отца Иоанна за локти подволокли к лейтенанту. Тот кивнул на машину: садись, поехали. Зачем, куда – этих вопросов батюшка не задавал. Лагерная жизнь быстро приучила к тому, что у начальства вообще ничем интересоваться не следует, дешевле обойдется. Надо – значит, надо…

Из-за брезентового полога над задним сиденьем дороги не было видно. Но когда машина затормозила, стало понятно: приехали «домой», в 16-й ОЛП. Лейтенант без лишних слов повел отца Иоанна за собой – прямо в подъезд одного из домов, где жило лагерное начальство.