Я увидел языческую деревню сверху, как будто она ненастоящая, как будто выстроена на нашем с Жоркой письменном столе в родительской квартирке в Барнауле. При этом пластилиновые жители двигались меж пластилиновых домиков, словно герои в кукольном мультике. Вот одна из фигурок с крохотными пучками белых ниток на макушке подошла к клеткам в центре поселка, постояла, помолчала, а затем тонким голоском пропищала: «А ведь я предупреждать – с вооруженным обязательно случится тот вариант, где есть война!»
Потом деревню заслонила мордочка невесть откуда наплывшего медвежонка Винни-Пуха: «Ты, болезный, не хуже моего складывать два и два умеешь! Они слышат выстрелы, они видят человека с огнестрельным оружием, они видят Фенрира с огнестрельной раной – для них все очевидно, и реакция стопудово будет не такой терпимой. Вкуриваешь?»
Его отодвинула в сторону Мара: «В монастыре найди Мамми, она поможет!»
Я вздрогнул и проснулся.
Как я вообще умудрился задремать в таком положении?! Меня же сейчас будут казнить! И почему я такой вялый, почему еле шевелюсь, почему все плывет, как после стакана грибного самогона, который я на дух не переношу? Неужели удар по голове оказался сильнее, чем я думал? Сотрясение у меня, что ли?
Ах, да, водичка из кувшина. То-то она показалась мне странной на вкус… Вероятно, подмешали в питье какое-нибудь успокоительное в лошадиной дозе, чтобы не сильно брыкался, когда поведут в последний путь.
А. Нет. Не поведут. Я уже на месте.
Проморгавшись, я разглядел то, чего не увидел в полумраке и спросонья. Я находился на дне продолговатой ямы, стенки которой были обшиты плотно подогнанными досками. Глубина – пара метров, длина аналогичная. Не ящик, не колодец – скорее, по форме на могилу похоже. Свет факелов попадал сюда через мелкую металлическую решетку, которая, словно крышка кастрюлю, накрывала сверху мое последнее прибежище. Выбраться отсюда – раз плюнуть. Если бы не слабость после транквилизаторов. И если бы не связанные за спиной руки. А связаны они были грамотно – не только в районе запястий, но и в локтях.
Итак, меня перенесли, пока я спал, стянули с меня резиновый костюм, связали и кинули сюда. К слову, обещали бросить в яму с крысами – и где же крысы? Я повозился, перекатился с одного бока на другой. Нижняя часть досок немилосердно воняла тухлятиной и была покрыта въевшимися бурыми пятнами, о происхождении которых мне ничего не хотелось знать. Впрочем, я и так догадывался. Не волкам язычники скармливали похищенных, ох, не волкам. Те страшные шерстяные монстры с бо́льшим удовольствием, вон, стеблями борщевиков питаются. А в жертвоприношениях другой серый народец участие принимает. Самое действенное.
О том, чтобы подняться на ноги, я даже не задумывался: меня мутило, решетка над головой кружилась на манер вентилятора – и это в лежачем положении. Оставалось ждать, приходить в себя и вслушиваться в то, что творится наверху. А оттуда доносились голоса: два-три мужских фоном бубнили что-то похожее на молитву на смеси, видимо, древнегерманского и древнескандинавских наречий; еще двое приглушенно беседовали в непосредственной близости от ямы.
– …вызывает мой беспокойство. – Похоже, это Урсула. Вряд ли у них есть сразу несколько женщин с акцентом. Хотя как знать. – Симеон никогда не позволял себе исчезать без предупреждения.
– Мне не хотелось бы думать о плохом, сестра, но я уже готов поверить, что
– О, нет, Раптор!
– Тише, сестра, тише! Просто подождем. Если до рассвета не объявится, начнем прочесывать местность.
– Не лучше ли отложить казнь и посвящение? Мы не можем не согласовать это с верховный жрец.
– Можем! – возразил мужчина рокочущим басом и тут же вновь понизил голос до шепота. – Ты прекрасно знаешь, что верховный он лишь номинально. И если вдруг случилось страшное… если это произошло, ты и сама понимаешь, кто станет следующим верховным.
– Да, Раптор, ты прав… Но я еще беспокоиться за Зиг! Какой удар по его seelische Verfassung[10]
! – Видимо, от волнения акцент усилился, а временами немецкая колдунья и вовсе переходила на родную речь. – Пускать крыс на мертвый тело – es ist so praktisch[11], однако тут живой тело… Симеон бы не одобрил! Verstehst du[12]?– Уверен, Симеон тоже проголосовал бы за казнь. Если сегодня простить быдлу убийство мохнатого брата – завтра это быдло нас сметет!
– Я не сказать «простить»! Я сказать, что Зиг слишком мал…
– Все, довольно! Пора начинать!
Все это время я с тоской пялился на решетку и даже умудрился разглядеть при недостатке освещенности, что она двойная: между первым и вторым слоем ячеек было пространство шириной в две ладони. Интересно, зачем? Хотя нет, неинтересно! Совсем!
– Эй! – хрипнул я; в горле пересохло, и голос мой был настолько слаб, что наверху меня, разумеется, не услышали.