Свидетели эпохи

Как можно было перепутать? И все тут понятно. Написано по-русски, хоть и старым стилем. Какая-то девушка писала с мольбами о прощении и признаниями в любви. Трогательно все это. Два письма на немецком, и очевидно для кого-то другого. Единственное, что получилось различить в упористом почерке – это обращение «Фридрих». Калькулятор в ее голове быстро подсчитывал, сколько за это можно было бы выручить. Деньги были бы ей сейчас очень кстати.

– Отдадите мне? – попытала счастья Ольга.

Сизов напрягся. Отказывать не хотелось, но согласиться – язык не поворачивался.

– Не, – протянул Шнур. – Ты чё? Они больно клевые их отдавать.

– Продадите? – снова попробовала Ольга.

– А тебе они зачем? – поинтересовался Сизов.

– Люблю старые вещицы.

– Неправда, – заметил младший, – ты их продать хочешь, чтобы деньги в общак вернуть.

– Да пусть даже и так, вам-то они зачем? Больше года уже лежат пылятся.

– Нет, не отдадим. Сизый, ты на хрена про них вообще ей рассказал?

– Ладно, ладно… – решила смягчить ситуацию Ольга, – давайте тогда сыграем на них.

– Ну да, конечно. А что ты собираешься поставить против?

– Я вас поцелую…

Вернувшись в свою комнату со своим выигрышем, она убрала письма в тумбочку и стала строить планы на завтрашний день.

#4

Красивые молодые руки барона фон Эссена осторожно раздвинули аккуратную стопку белых накрахмаленных сорочек, освободив на полке небольшое пространство. Он снял кольцо с причудливым древним узором и вставил его в еле заметную прорезь у самого края полки. Что-то щелкнуло, и верхняя дощечка полки поднялась, превратившись в крышку. В тайник легла колода карт и пустой конверт графини Остен-Сакен, дополнив стопку исписанных женским почерком листочков. Покрутив в руках трофейный портсигар Золотницкого, фон Эссен сунул его во внутренний карман пиджака.

– Эх, Ванно, ведь знал, что со мной лучше не играть, – прошептал Артур.

Шотландский сеттер, виляя хвостом, тыкался носом в ноги хозяина. Артур присел на корточки и ласково потрепал пса за уши.

– Что, Милорд, скучно тебе? – Артур задумчиво вздохнул. – Ну ничего, осенью поохотимся… Найдем тебе уток пожирнее.

Сеттер одобрительно лизнул фон Эссена прямо в нос, но услышав, как кто-то хлопнул входной дверью, с лаем кинулся из комнаты. Бегая по всему дому, он оставлял внушительные царапины на паркете, а у самой двери любил активно скрести лапами и без того изношенный пол, приводя в ужас несчастного управляющего. Собака с одинаковым восторгом встречала любого, кто появлялся на входе, но сейчас, резво сбежав по лестнице, пес прыгнул передними лапами на статную грудь барона Франца Иогана Ульриха фон Эссена.

– Ты совсем не воспитываешь свою собаку, Фридрих, ей место на псарне, а не в доме, – как всегда напряженно обратился он к сыну по-немецки, снимая тяжелый дорожный плащ.

– Добрый вечер, папа. – не без тоски в голосе также по-немецки произнес молодой фон Эссен, даже не удосужившись спуститься вниз.

Он продолжал стоять наверху лестницы и сдерживать колотившееся сердце, которое всю жизнь было готово выскочить при коротких и редких встречах со своим единственным родителем. Только он обращался к Артуру его первым именем, что еще больше отдаляло их друг от друга.