Свидетели эпохи

Свою мать, графиню Марию Владимировну Снегиреву, Артур никогда не видел и не знал, она умерла в 21 год, как только произвела его на свет. Мальчику из губернии была выписана кормилица, а также старая няня-немка, которая воспитывала еще маленькую Машу. Не так давно старушка скончалась от какой-то хвори, с которой даже не стали возиться, так как ей и без того минуло девяносто. Как ни странно, по поводу ее смерти больше всего переживал именно Артур. По-настоящему родных ему людей можно было пересчитать по пальцам. Отец большую часть своей жизни провел в Западной Пруссии, откуда был родом. Женившись на русской красавице Марии Владимировне, Франц Иоган Ульрих фон Эссен получил приданое в виде этого не раз перезаложенного особняка на берегу Фонтанки, который был единственным имуществом угасающего графского рода Снегиревых. Не совсем молодого, но влюбленного барона не смущала бедность его невесты, он делал ставку, как ему казалось, на гораздо большее – взаимную любовь. Меньше чем через год она родила мальчика. Посмотрев на своего сына, Мария Владимировна смогла произнести лишь «…мой Артур» и в ту же минуту скончалась. Отец очень долго противился последнему желанию жены наречь ребенка этим именем, и все же крестил сына Фридрихом-Артуром, очевидно, видя в этом компромисс. После смерти жены он уехал к себе в родовое поместье, не рискнув взять новорожденного младенца с собой. Вернулся Франц Иоган только спустя полтора года, когда его потребовали дела, и сына своего узнал исключительно по возрасту. Интереса к ребенку он не испытывал, объясняя свое отношение неумением обращаться с детьми. Пока Артур рос, отец приезжал каждый год – скорее справиться о делах, нежели навестить своего отпрыска, которому на содержание в особняке на Фонтанке выделял немалые средства. Артур привык к коротким встречам, которые для него с каждым годом становились все невыносимее. Чем старше он был, тем холоднее казались отношения с отцом. Бывали моменты, когда барон его внимательно рассматривал без всякой на то причины, сверлил пронизывающим взглядом, от чего становилось жутко и неприятно. Артур с ужасом думал о том, что отец может рано или поздно позвать его к себе в Западную Пруссию. Он не мог и представить, что присутствие рядом батюшки может растянуться на годы. Но позже он понял, что подобного предложения не последует, отчего терпел родственного гостя, неожиданные приезды которого, впрочем, каждый раз скрашивались кругленькой суммой.

– Ужин подай, – обратился к лакею барон. –Ступай к себе, Фридрих, завтра поговорим… – произнес он по-немецки, даже не посмотрев на сына, отбиваясь от восторженных приставаний Милорда. – И убери свою собаку, наконец!

Артур свистнул, пес в мгновение взбежал по лестнице, и все разошлись по своим углам. Можно было подумать, что они виделись только днем, но последняя их встреча была в сентябре, а на календаре было 20 июля.

– Через пять минут в актовом зале!

Этот голос невыносимо было слышать. Кривцова как будто нарочно не говорила, а скрипела, действуя на нервы. Порой Ольга удивлялась тому, как с ней может разговаривать нормальный человек, не содрогаясь при этом от отвращения. Директора детского дома Светлану Игоревну Кривцову очень любили учителя и воспитатели, и при этом крайне недолюбливали дети. Порой это было довольно сложно объяснить, потому что явной агрессии к детям она никогда не выказывала. Но, разговаривая с каждым тет-а-тет, она умудрялась подобрать слова, от которых бежали мурашки даже у самых закаленных. Общаться с ней было неприятно, но приходилось довольно часто, она была одной из тех «активных», которые дневали и ночевали на работе, посвящая ей всю свою шестидесятилетнюю и, увы незамужнюю жизнь.

– Как вы все знаете, – начала она собрание, когда большинство заполнило актовый зал, – осенью нас ждет потрясающее событие – пятидесятилетие нашего детского дома.

Из группы «опасных» девчонок вдруг вскинулась рука.

– Простите, мне казалось, что дом открыли в мае 65-го? А сейчас у нас вроде 2014 год. Почему осенью?

– В мае сюда приехали первые сироты, но само здание было передано детскому дому в сентябре 1964 года, особым постановлением ленинградского горисполкома. Именно эту дату принято считать днем рождения нашего дома. Но ты молодец, как всегда, из истории ты ничего не упустишь.

Кривцова улыбнулась. Ольга закатила глаза и тайком вставила в уши наушники, скрыв их за волосами и капюшоном толстовки. Слушать этот бред про организацию весьма сомнительного, на ее взгляд, праздника она не собиралась.