Свидетели эпохи

– Я хочу, чтобы все мы с вами приняли участие в этом исключительном мероприятии. История дома насчитывает множество удивительных моментов. Это не только дети, которые выросли в этих стенах, и которых мы обязательно позовем, не только педагоги, повара, директора и завучи, которые были здесь до нас с вами, но и те люди, которым принадлежал этот особняк задолго то того, как он был передан детскому дому. Только представьте, когда-то в этих стенах жили люди, которых уже давно нет, но они были, любили, радовались чему-то, как мы с вами. Наш долг помнить о них, беречь их наследие. Кто это был, вы знаете?

Рука девочки снова поднялась вверх.

– Я знаю.

– Ну, конечно… – слишком явно вырвалось у Ольги, не рассчитавшей громкость своей речи из-за наушника.

Кривцова переменилась в лице, заметив презрение Ольги и торчащие из ушей провода.

– Иванова, бананы из ушей достала, быстро!

Помедлив, Ольга выполнила просьбу. Брезгливо закатить глаза – это единственное оружие, каким она обладала, и выглядело это жалко. Самое худшее было то, что теперь все были в курсе ее плеера, ее сокровища. Кривцова тяжело вздохнула. Ей тоже надоела эта война, этот негатив со стороны Ольги, который только слепой не мог заметить. Она продолжила совсем в другом тоне.

– Это здание было построено графом Снегиревым для своей семьи в середине 19 века. Но в конце 70-х годов семью постигло неслыханное горе. Что же произошло, Иванова?

Ольга почувствовала, как закипает внутри ненависть. По меньшей мере, 60 пар глаз было направлено на нее в тот момент, когда она не знала ответ.

– Большая часть две младшие дочери и супруга князя умерли. Почему, Оль?

Молчание. Сизов предательски что-то подсказывал. Разобрать было невозможно, но зато это доказывало, что ответ на вопрос был известен даже восьмикласснику.

– Ровно 100 лет назад в 1914 году и до самой революции здесь жила княгиня Белогорская, она сошла с ума в этих стенах, почему? Ничего? Нет файлов в голове?

Тишина стала сменяться легкими смешками в адрес Ольги.

– Вы серьезно? – заметила Ольга. – Да по фигу мне… Почему мне должно быть не все равно, из-за чего они сдохли или свихнулись?! Зачем оно мне вообще? Мне абсолютно наплевать, кто жил и подыхал в этих стенах.

– Ну как же, Оля?

У Кривцовой не находилось слов. Она давила на Ольгу не из желания чему-то научить, а от отчаяния. Попытки достучаться, разбудить что-то в глубине сложного подростка предпринимались с ее стороны не раз. Очередная неудача и испорченные нервы.

– Вы только что собирались праздник устраивать, а не поминки… Или я что-то путаю? На хрена вот это все помнить?

– Это часть нашей истории, Оля, мы обязаны это помнить.

– Да? Кто сказал? Вы считаете, все мы должны поклоняться каким-то там мертвякам или как их там… ветеранам? Тут и так не очень-то уютно жить, к вашему сведению! Давайте, напомните нам кого тут разорвало или кто тут от голода загнулся… Итак каждый год со своими ветеранами и блокадниками пристаете на 9 мая… Мало вам?! Когда уже в покое оставишь… Овца…

Последнее слово было произнесено вполголоса, но все же отчетливо различимо для всех присутствующих.

– Пошла вон! – тихо произнесла Кривцова.

Ольга вышла. Следом проследовала девочка, та, что поднимала руку и хорошо разбиралась в истории. Догнав Ольгу в коридоре, она, недолго думая, прижала ее к стене и в мгновение отобрала плеер. Попытки орать и сопротивляться были проигнорированы.

– Верну твой идиотский плеер, когда отдашь долг.

– Что угодно! – умоляла Ольга. – Скажите, как вы зарабатываете?

– Мы со Шнуром поем в метро, – с улыбкой делился Сизов. – Вернее, я на гитаре играю, а он поет, но вообще-то он не очень в этом, если хочешь, можешь с нами поработать… У тебя голос красивый, не то что у Шнура. Ходить по вагонам не будем, в переходе просто, на Садовой и Техноложке в основном. Себе треть берем, а остальное – в общак. Навар хороший получается, ну, конечно, смотря что петь…

– А что петь? Разве не все равно?

– Нет. Мы поем старые детские песни или песни из кинофильмов, тоже старых советских.

– Фу, а почему?

– Потому что трогательные, люди платят больше на них. Особенно «Прекрасное далеко», не знаю почему, но на ней прямо все кошельки открывают.

Он покопался в тумбочке, достал оттуда сложенные тетрадные листы и протянул Ольге.

– Вот тексты, за два дня сможешь выучить?

Она кивнула.

#5

– Как вам понравилась эта его наглость, Антон Карлович?

Золотницкий закручивал свой ус, чинно развалившись в большом кожаном кресле. Гобелены, изображавшие сцены охоты и разодранной дичи, делали и без того мрачную комнату неуютной. Обычно собрания их «клуба» проходили в особняке фон Эссена на Фонтанке, но сегодня, без ведома Артура, важную встречу решили провести здесь, на Садовой, в квартире Белогорского, в которую он перебрался на днях, но уже успел обставить по собственному вкусу. Всюду пахло чучелами и порохом. В охоте он находил единственную отраду, быть может, поэтому в свои тридцать семь он все еще был не женат.

Ралль и Золотницкий томились в ожидании хозяина квартиры, который должен был появиться с минуты на минуту.