Свидетельство

– За дверь! – неожиданно вскричала взбешенная карлица, и девицы, спотыкаясь и пыхтя, кубарем выкатились наружу. Большая женщина круглым глазом уставилась на горбунью, но та лишь яростно шикнула на нее. Тогда широкими шагами женщина побежала вглубь комнаты, уселась на табурет и принялась там громко и шумно всхлипывать.

На лице г-на Сендлера промелькнула злорадная усмешка, тут же, впрочем, сменившаяся выражением совершеннейшего почтения. Он склонился к горбунье и своим длинным носом принялся быстро клевать, что-то шепча ей в мохнатое ухо. Сморщенное лицо ее заулыбалось.

– Так это вы тот господин, которого нам рекомендовали? – проворковала она осипшим голосом, маленькими круглыми глазками пробуравив меня насквозь. – Ну, так извольте знать: вам придется ждать до вечера. И у нас не колотят в дверь! – вдруг она завизжала, сжав крохотные кулачки. – У нас достойно ведут себя люди, – закончила она с непонятным мне торжеством. – А теперь выйти вон! Г-н Сендлер!

Г-н Сендлер в один прыжок оказался у двери, немедленно распахнул ее и попытался выпихнуть меня.

– Стоять! – вновь завизжала горбунья. – Хочу вам напомнить: ведите себя подобающе в Читальном зале! – с неожиданным пафосом заключила она.

– За мной! – промурлыкал г-н Сендлер, наконец меня выпихнув.

– Итак, правила наши просты, – проговорил он, развалясь в кресле, нацепив на нос очки и крутя длинными пальцами одну из гипсовых фигурок. – Забудьте все, что вы о себе вообразили: кто вы такой и что собой представляете. Вы – лишь наш посетитель! – И он прихлопнул бледной ладонью одну из многочисленных папок.

– Да вы безумцы! – вскричал я, не выдержав. – У вас же нет ни книг, ни читателей!

– Ну и что? – с искренним недоумением он уставился на меня. – Какое это имеет значение? Мы-то здесь. На службе.

На это мне нечего было ответить. Я вышел в зал. Девицы по-прежнему вышагивали вдоль столов. Они мало чем отличались друг от друга, поэтому, как я понял в дальнейшем, имен их никто и не знал. Возможно, их не знали и они сами, а потому называли их просто – девица Алеф, Бет, Гимел, Далет. Впрочем, моего имени здесь тоже никто не спросил, а когда я попытался представиться, на меня посмотрели с удивлением.

В какой-то момент все побежали в комнату к горбунье. Вдруг я почувствовал такую усталость, что плюхнулся на стул. Вставать не хотелось совершенно. Я положил голову на руки и принялся рассуждать. Кто меня рекомендовал? Чего я должен ждать? Из кабинета горбуньи доносились смешки, взвизги и полушепот. «Уж не меня ли они обсуждают?» – с тревогой подумалось мне. Хотя это и не имело никакого значения. Видимо, от переживаний последних дней я действительно очень устал. Мысли мои начали путаться.

А может быть, мое предназначение – быть не писателем, а каким-нибудь чиновником? И тоже ходить на службу? Никогда не приходило мне это в голову. Каким я тогда должен быть? Ветераном неслышных войн? Тихим патриотом неведомой миру державы? У меня должны быть усердие и фанатизм мыши. Проворный ум и лояльность. Я чиновник, а не человек действия или поступка. Какое из безумств сравнимо с моим педантизмом? С педантизмом оттачивания карандаша. Что за страсти бушуют в моем маленьком сердце?.. Какие помыслы разрывают черепную коробку?..

Я заснул за столом. Мне снилось, что, подтянув колени и охватив их рукой, я забился в угол широкого подоконника. Я смотрю вниз и не могу понять, что за город расположен у меня во дворе. Все эти реймсы и кельны, парижи и вены, похожие друг на друга бессмысленной готикой своих башен, нелепыми пальцами колонн и абрисами людей, смешались у меня во дворе. Мне снилось, что я – маленькая чиновная плоть бестелесного города. Все его философы и апостолы, бредущие по немым улицам, размахивают руками, что-то крича на пустых площадях. Мертвые праги и гамбурги опрокинуты навзничь в моем дворе. Как я забрел сюда?

Три обнаженные дамы, восседающие посередине моей комнаты с косым потолком, поглядывают на меня, вжавшегося в подоконник. Они вытягивают шеи, словно упитанные белые гуси, рассматривая жалкое убранство моей мансарды. Эти любопытные голые женщины, рассевшиеся в моих креслах, хихикают, подмигивая друг другу. Толстая старая тетка с лицом пожилой гусыни, переваливаясь, встает из кресла и, шлепая босиком, расхаживает по комнате.

В щели окна задувает сквозящий ветер, и, простуженный, я думаю, что не смогу добраться до службы. Старший чиновник, уличенный мною в связи с толстозадой гусыней, не преминет отомстить мне, сладострастно исписав доносом клеенчатую тетрадь. Надо слезать с проклятого подоконника, опередить его. Успеть доложить, что я, открывая чуланную дверь канцелярии, застал гусыню восседающей на его столе в малиновом трико. Старший чиновник, стоя на коленях, пыхтя, пожирал глазами покрытый белым пухом, отвисший ее живот…