Свидетельство

Птицы продолжали падать на город, и все мы, поначалу высыпавшие на улицы, попрятались по домам и с тревогой взирали на свои крыши – прочны ли они? Г-н Фромбрюк, не найдя никого, кому еще можно было бы задать свой безумный вопрос, потихоньку тоже направился к дому. Но по мере приближения к нему Фромбрюк вынужден был ускорить свой шаг, а потом уже и бежать, увертываясь от пикирующих на него птичьих тел, крепко прижимая к груди незабвенного друга. Небольшой жаворонок снарядом ударил ему в плечо, г-н Фромбрюк от неожиданности распахнул руки, выронил пса и, вскрикнув, в панике бросился прочь.

На улицах города осталась только Тамар, тщедушная Тамар, что вышагивала по пустым тротуарам, патетически восклицая: «Наказание Божие!» Птицы падали позади и впереди нее, справа и слева, но Тамар, словно одинокая странница, все вздымала вверх сухие длинные руки и взывала к неведомому своему Господу.

Мы все плохо спали в эту ночь, тревожно прислушиваясь. По крышам, мостовым, тротуарам били копыта невидимых лошадей. Это падали на нас птицы. Стук, то утихающий, то нарастающий с новой силой, продолжался всю ночь. Словно странный кузнец, неизвестный в наших краях, ковал для нас колесницы. Одна за другой эти неведомые колесницы катили по городу, и дробное цоканье коней приводило жителей в трепет.

Наутро все бросились, прижались к проснувшимся окнам. Мир за стеклом обескуражил меня. Улицы были покрыты телами вповалку лежащих птиц. Мостовые были усыпаны ими. На моем крыльце образовался целый сугроб перемешанных перьев, голов и крыльев. С трудом приоткрыл я входную дверь и тотчас захлопнул ее. Мне не хотелось выходить в этот мертвый мир. Я еще цеплялся за жизнь.

Весь долгий день я просидел дома. Но в тишине, нарушаемой только глухим стуком падающих тел, мне казалось, что и я уже перестаю существовать. Соседи тоже не выходили на улицу. Даже развратный шпрехшталмейстер и вся его гнусная компания не показывали носа наружу. Соседи только перекрикивались друг с другом, настежь распахнув окна. Весь город сидел по домам.

От окна к окну докрикивали последние новости. Мальчик Шай с оттопыренными морковными ушами, решив воздушной почтой известить кого-нибудь о случившемся в нашем городе, запустил в небо одного из своих голубей, привязав к нему тревожную красную ленту. Тот взвился вверх, но через мгновение уже стремительно рухнул, безжизненный, на крышу собственной голубятни. Шай запускал голубей одного за другим, каждый вновь воспарял и тут же, мертвый, ничком грохался о жесть голубятни. Мальчик Шай потерял всех своих птиц. Никто не отважился в этот день выйти на улицу.

Ночью меня разбудило зловещее завывание. Немедленно вскочил я с постели. Вой и урчание стояло над городом. Я подбежал к окну. Птицы падали теперь реже. В свете фонарей, которые истинным чудом удалось зажечь нашему одноглазому фонарщику, мне удалось разглядеть безумный кошачий пир. Коты, в таких количествах никогда прежде не водившиеся у нас, сбившись в кровожадные стаи, пожирали пернатую дичь. Видимо, привлеченные невиданным угощением, собрались они здесь со всей округи. В полутьме трудно было их всех рассмотреть, но те из них, на кого падал тусклый свет фонарей, представляли собой ужасное зрелище. Морды их были в крови и пухе растерзанных птиц. Они набрасывались на распростертые тушки с тупой прожорливой яростью. Победное клокочущее урчание разносилось по городу. Коты, терзая тела несчастных птиц, умудрялись при этом оскаливаться и шипеть друг на друга. Как будто мало было добычи вокруг.

Но если не слушать их ужасный вой, то в темноте, не вглядываясь, их можно было принять за путников, что прибились в ночи к одиноким, тлеющим, редким кострам, тесно прижавшись плечами и жарко дыша на замерзшие руки. Как будто путники эти заполнили все улицы пустого нашего города и сидят там, греясь возле чахлых неверных костров. Мне подумалось, что и я всего лишь один из заблудившихся путников. Словно я вышел в поход и забыл, для чего…

Коты торжествовали в городе до утра. С рассветом, словно боясь содеянного, они разбрелись, попрятались в только им одним ведомые убежища. Что делают они там? Набираются сил для нового кровавого пира?

Город наш медленно, неуклюже стал отходить от полученного шока. Люди выглядывали из окон, осторожно, озираясь, выходили на улицы и постепенно свыкались с новой для них реальностью. Тем более что ничего сверхъестественного уже не происходило. Конечно, птицы по-прежнему падали, но, с другой стороны, падали они не столь часто. Во всяком случае, не так зловеще, как в первый день. Или это нам только казалось? И хотя все равно улицы наши по-прежнему были усеяны безжизненными птичьими телами, мы как-то успели к ним привыкнуть. Нельзя сказать, что зрелище это доставляло кому-то радость, но, во всяком случае, уже не вселяло того первозданного ужаса, что пережили все поначалу. Но мне не становилось от этого легче. Я чувствовал себя как и эти разучившиеся летать птицы…