Свинцовая строчка

Рыба была приготовлена великолепно, приправлена какими-то морскими ежами, осьминожками, ракушками и каракатицами, и только от кувшина бесплатного местного вина мы отказались, опасаясь за свои желудки: в молодости я мог, конечно, выпить бутылку «Волжского» за «рубль-семь», но здесь мы не рискнули и заказали бутылку розового хорошего вина за десять долларов. Наш официант оказался настоящим полиглотом: вместо мандаринов принес виноград. Но с большим трудом все-таки сумел обслужить нас довольно хорошо. А когда он узнал, что мы – русские и хотим не купаться, а прокатиться в горы, где растут апельсиновые рощи и живут настоящие крестьяне и где есть знаменитый городок Корлеоне, он взмахнул руками и вскрикнул совсем по-русски: «Уже – едем!»

Маленький грузовичок «Шевроле» с трудом пробирался по горным тропкам, пропуская коз, овец, пастухов, со страхом мы оглядывались по сторонам. Водитель останавливал нас около каких-то заросших базилик, часовен и, прилично объясняясь по-русски, называл великие полузабытые с детства имена: Мантенья, Антонелло да Мессинья, Сан Калладжеро, Микеле Чони, словно опускаешься в забытую купель настоящего итальянского Возрождения и со стыдом выкарабкиваешься оттуда.

Истинную, ничем не приукрашенную радость доставил обед, где нам зарезали барашка и, пока мы кормили местных кошек, пьяненький аккордеонист наигрывал нам что-то. Потом пели песни, играли на гитарах, мощнейшие мужские голоса пели а капелла. Пришел хозяин, позвал двух сыновей, которые явились с ружьями, этакие обрезы времен нашей Гражданской войны двенадцатого калибра, достал бутылек вина и выпил со всеми.

Когда мы спускались с гор к морю, меня заинтересовал все же вопрос:

– А когда же будет Корлеоне?

– По-моему, это был Корлеоне! – водитель махнул рукой. – А зачем тебе? У тебя там родственники?

– Омерта! – одними губами прошептала жена.

После каждой дальней поездки, если это не командировка или деловая встреча, возникает вопрос, простой «быковский вопрос мужика к Путину»: «А зачем?» Купаешься, лежишь на лежаке, играешь в теннис, пишешь эсэмэски, ешь мороженое, пьешь кофе, по вечерам куришь сигарету и слушаешь цикад, а может, и хорошее пение. Днем на пляже к тебе, услышав твою речь, подходят незнакомые люди и пытаются на незнакомом языке выяснить: откуда ты?

На третий день ко мне подошел сухопарый немец, который, как выяснилось, пытается изучать на Сицилии английский язык. Я не знаю ни немецкого, ни английского, ни итальянского и не хочу пока что их изучать. Я лежу и читаю «Крестного отца» по-русски. Он пытается завести со мной знакомство на ломаном английском, мы с супругой на трех переломанных: русском, английском и французском объясняем ему, что у нас ничего не получится, тут он достает полиэтиленовый файлик с тремя старинными бумажками и сует их нам в руки. Мы недолго в них разбирались: все три документа были составлены в XIX веке чудесным каллиграфическим почерком, и говорилось в них о том, что герр Хельмут Штольц венчался в санкт-петербургской лютеранской церкви в 1909 году. Дальше разговор стал приобретать и смысл, и интерес: Штольц, а так звали нашего нового знакомого, интересовался, как бы ему узнать, жива ли эта церковь и можно ли как-то получить какие-нибудь ксерокопии ее документов. И нельзя ли попытаться сфотографировать эту кирху, если она есть. В общем, такой живой, изысканно-интеллигентный и тем не менее практичный разговор.

Трудно в таких случаях чего-то обещать. Я не думал о провокациях, честно, хотя вырос в СССР. Просто зная, что произошло в нашей стране за эти годы, понимал, что выполнение любых подобных обещаний нереально или это потребует безумных усилий.

Прощались с Штольцем через два дня, я подписал ему маленькую книжечку своих стихов, где на задней страничке написал адрес своей электронной почты.

Письмо-бандеролька пришло к Рождеству. В него была вложена миленькая открыточка с шарами, Дедом Морозом и зайцами, а еще детская книжка «Бременские музыканты», изданная в Германии на русском языке. Штольц сообщал, что он живет в этом замечательном и знаменитом городе. Памятуя, что, по европейским обычаям, каждый подарочек требует отдарочка, я вынул из старого отцовского «фрицевского» альбома пяток красивых фотографий с видами города Бремена и, сочинив приятные и подобающие случаю слова, отправил посылочку в город Бремен.

Восторгам в ответном письме не было конца. Некоторые идиомы мне пришлось просить перевести друзей из иняза. Смысл заключался в следующем: на одной из открыток был сфотографирован дом близких родственников нашего немецкого нового друга, в котором ему часто приходилось бывать и отдыхать. Штольц писал: «Наверное, эти старинные открытки Вы купили в антикварном магазине, я понимаю, как это дорого, и готов компенсировать Ваши затраты».

Вот уж простота – хуже воровства. Надо мне было дождаться супругу – посмеялись бы, придумали бы с ней чего-нибудь этакое безобидное, а получилось, что наша дружба оборвалась, не успев завязаться.

Я просто и по-русски (он же изучает русский язык) ответил:

«Дорогой Штольц!