Свинцовая воля

Он хорошо знал старшего сержанта Валехина, который ради красного словца мог и приврать. Только здесь, по всему видно, дело обстояло довольно серьезное и вряд ли он станет шутить такими вещами.

– Слушаю?! – заорал Семенов в трубку, сипло дыша, еще не успев, как следует, приложить ее к уху. – Чего там у тебя, Валехин, случилось?

– Товарищ старший лейтенант, – услышал он на том конце провода одновременно испуганный и недоверчивый голос дежурного по Управлению. – Тебя какой-то летеха спрашивает, говорит, что это очень важно. Журавлев его фамилия. Знаете такого?

– Дай ему трубку! – незамедлительно распорядился Семенов с такой откровенной радостью на усталом от недосыпа лице, да так оглушающе громко, что молоденький сержант, едва успевший вновь присесть за стол, вскочил, удивленно вскинув на него глаза. Смутившись от столь бурного проявления чувств, несвойственного его невозмутимому характеру, Леонтий жестом указал милиционеру сесть на место, а сам быстро заговорил, но уже довольно сдержанно: – Здорово, Илюха! С чем пожаловал, что-то случилось? А то я уже за тебя переживать стал.

– Семенов, тут такие дела… – взволнованно заговорил Журавлев, потом запнулся и, вдруг сбавив голос почти до шепота, загадочно проговорил: – Только это не телефонный разговор…

В этот момент Леонтий, будто въявь увидел, как Илья при этих словах недоверчиво покосился на дежурного по Управлению; Семенов сразу обо всем догадался и быстро сказал:

– Передай Валехину трубку. – И через секунду уже давал распоряжения старшему сержанту: – Валехин, немедленно отправь Журавлева с дежурным «студером» ко мне, я сейчас оденусь и приеду вместе с ним. Быстро! Одна нога там, другая здесь!

– Слушаюсь! – чуть замешкавшись, не сразу ответил Валехин, несказанно пораженный тем, что какой-то незнакомый лейтенант, да и тот из бывших фронтовиков, имеет столь значительный вес, что сам товарищ из МУРа распорядился выделить в его распоряжение дежурный «студебеккер». Правда, ненадолго, только затем, чтобы съездить за самим Семеновым, но тоже очень уж удивительно. Но старший сержант Валехин служил в Управлении НКВД не первый год, и служил исправно, на совесть, имея от родины и от начальства не одну Почетную грамоту за безупречную службу, и привык за долгое время лишних вопросов не задавать.

Он поспешно бросил трубку на аппарат, выскочил из дежурки, на ходу взволнованно отдавая отрывистые команды:

– Лейтенант… Журавлев… за мной… быстро!

Они скорым шагом вышли на улицу, где у парадного входа стояла машина, полученная в свое время для фронта от союзников, а после войны доставшаяся Управлению.

– Барсуков, – Валехин ударил кулаком по кабине, – подъем!

Водитель с неохотой оторвал помятое со сна лицо, сладостно покоившееся на руках с въевшимся в поры кожи машинным маслом, обнимавших баранку. Потирая покрасневшую щеку с трехдневной щетиной, которую успел отлежать, недовольным голосом спросил, высунув растрепанную голову в окно:

– Чего тебе?

– Поступаешь в распоряжение вот этого человека. Срочно мотанешься с ним в наше общежитие за Семеновым и обратно. Понял? Понял, спрашиваю?

– Да понял я, – с досадой отозвался Барсуков, и еще не совсем отойдя от сна, сиплым голосом сказал, хмуро взглянув на Илью: – Поехали, что ль?

Несмотря на полусонное состояние, Барсуков вел машину довольно лихо, с молчаливой сосредоточенностью наблюдая за дорогой в тусклом свете фар, умело объезжая колдобины и выбоины на асфальте, которых после войны в городе оставалось великое множество. Иногда он с любопытством косился на своего возбужденного пассажира; тот о чем-то глухо разговаривал с самим собой, время от времени раздраженно ударял кулаком по колену.

«Эко его забирает, – с жалостью думал в такие минуты Барсуков. – Не иначе что-то случилось».

Пока они ночными улицами добирались до особняка купца Растрехина, Семенов успел вернуться в свою комнату, одеться и теперь поджидал их возле подъезда. Он нетерпеливо ходил взад и вперед, то и дело бросая быстрые взгляды на дорогу. Увидев подъезжавшую машину, Леонтий все же не смог удержаться, чтобы не пойти ей навстречу.

«Студебеккер» только начал притормаживать, а Илья, как видно, тоже томимый нетерпением, уже выскочил из кабины и поспешно направился к Семенову. Они порывисто обнялись, дружески похлопывая друг друга по спине.

– Рассказывай, – коротко выдохнул Семенов, стараясь в свете фар заглянуть в его горевшие лихорадочным огнем глаза.

С торопливой горячностью Журавлев принялся рассказывать, от волнения поминутно сбиваясь и запинаясь. Но даже в таком состоянии ему хватило пяти минут, чтобы уместить в этот небольшой отрезок времени свою историю. Когда он закончил говорить, лицо у Семенова стало жестким, не сулившим ничего хорошего налетчикам, на скулах заиграли тугие желваки; дальнейший разговор между ними стал происходить в ускоренном и деловом темпе.

– Людей у них много?

– Человек десять.

– Солдат нам уже не поднять, не успеваем. Надо кого-то из своих, человек восемь надежных парней. Да в Управлении четыре сотрудника из оперативной дежурной группы. Думаю, хватит.