Чуня в неудобной позе лежал за стрелкой и, волнуясь, то и дело оборачивался назад, боясь угодить под маневровый паровоз, который постоянно находился в движении. В один из таких критических моментов, когда насыпной вагон, должно быть с зерном, толкаемый пыхтящим паровозом, проходил практически в метре от него, Чуня едва не проглядел двигавшиеся на расстоянии пятнадцати шагов слева тени людей в милицейской форме. Они двигались, будто привидения, перемещаясь в его сторону абсолютно без звука, потому что треклятый паровоз своим шумом напрочь глушил звуки их шагов и бряцанье оружием.
Чуня испуганно икнул от неожиданности, проворно развернулся и на коленях пополз по щебенке, чувствуя, как в кожу больно впиваются острые камни. Метров через пять он торопливо поднялся и, пригибаясь, держа в руке немецкий автомат «шмайсер», побежал, почему-то петляя, как заяц, к своим подельникам, которые в это время разгружали вагон с соболиным мехом.
Разминувшись с Косьмой, который пер на своем горбу огромный мешок с кожами к полуторке, стоявшей внизу высокой насыпи, Чуня вплотную приблизился к Ливеру, руководившему разгрузкой. Он стоял возле распахнутых настежь дверей вагона и бурно жестикулировал, раздраженно отдавая короткие команды и взывая к разуму оголтелых налетчиков.
– Дохлый, шевелись, падла! Рохля, удавлю, паскуда! Только попробуй заныкать хоть одну шкурку. Рында, мать твою, бери вот тот мешок… справишься. Морду вон какую отъел!
– Ливер, Ливер, – затараторил Чуня, едва ли не упершись своей кривившейся от волнения и страха физиономией в грудь главаря, – там легавые! Человек десять, а может, и больше. – Бандит указал через свое плечо грязным большим пальцем с отгрызенным ногтем: – Должно быть, по наши души!
– Волну не гони, – злобно пробурчал Ливер и взглянул поверх его головы. Увидев вдалеке несколько мелькнувших серых силуэтов, предусмотрительно прятавшихся за вагонами, он распорядился: – Как только нехристи окажутся на виду… между тем и тем вагонами, вали их на хер…
– Это мы могем, – осклабился Чуня; торопливо вернулся в конец теплушки, удобно расположил ствол автомата на сцепке и стал ждать, когда приблизятся милиционеры, нетерпеливо переступая ногами, поминутно сплевывая набиравшуюся в рот слюну и зло бормоча: – Застукали, падлы. Но ничего, Ливер знает, что делает.
Тем временем Ливер глазами отыскал Веретено, лихорадочно пихавшего шкурки в обширные мешки; негромким свистом подозвал его к себе.
– Жора, передай нашим, что менты на хвосте… Пора сматываться. У машины встретимся. Быстро!
Стремительно съезжая на подошвах сапог по насыпи, Ливер вдруг услышал за спиной отдаленный хриплый голос, доносившийся из-за разграбленного ими вагона:
– Граждане бандиты, сдавайтесь! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
«Ишь ты, – подумал главарь, – на понт берет, падла», – но на всякий случай пригнулся, чтобы не привлекать к себе внимания, стараясь, чтобы голова не торчала на фоне светлеющего неба. «Чего же там Чуня медлит, – вновь подумал он, и в эту минуту четко, как швейная машинка, застрочил автомат Чуни: было слышно, как пули, ударяясь в рельсы, рикошетили, со звонким цвиканьем улетали куда-то в пространство и в дощатые стены вагонов. – Молоток, парень, дело свое знает!»
Мимо, опережая его, кубарем скатился Лиходей, держа в одной руке трофейный вальтер, а в другой – связку соболиных шкурок.
– Брось, гнида, – рявкнул Ливер. – Сейчас не до этого… быть бы живу!
Он сходу толкнул в грудь поднявшегося Лиходея. Тот от сильного тычка опрокинулся на спину, высоко задрал свои худые ноги в обтягивающих брюках, выставив на обозрение лопнувшую подошву левого ботинка. Выронив шкурки, Лиходей тотчас испуганно вскочил, окрысился, обнажив зубы.
– Ты это… не особо, – в запарке крикнул он озлобленно.
Лиходей вновь хотел было поднять шкурки, но тут наверху насыпи открылась такая пальба, что стало не до них. Одновременно с Ливером он вскинул пистолет, направив его стволом вверх; настороженно ловя тревожным взглядом каждое движение на гребне, они стали медленно отступать к машине, которая стояла внизу, груженная мешками с мехом.
В это время Чуня, видя, что его обходят, и поддержки ждать неоткуда, потому что его дружка Дохлого убили сразу, как только тот в горячке выбежал на открытое пространство, стреляя от живота веером в наседавших милиционеров, необдуманно повернулся спиной к легавым и бросился в панике бежать. Но не успел он сделать и пяти шагов, как пуля, выпущенная Сашей Дроковым, сбоку пробила его легкое насквозь и застряла в позвоночнике. Всхлипнув черной пузырившейся кровью, Чуня упал лицом вперед, угодив переносицей точно на рельс, поскреб немного носком сапога щебень и затих.