Свинцовая воля

Толстый, неповоротливый Рохля почему-то решил бежать вдоль состава, на ходу, не глядя, отстреливаясь через плечо из пистолета ТТ. Ему оставалось каких-то несколько шагов, чтобы скрыться за ржавым паровозным котлом, но он не смог быстро перелезть через колесную пару, лишь на секунду задержался, и в этот короткий миг его поразила очередь из ППШ, исковеркав рваными отверстиями пухлую грудь, вырвав в нескольких местах окровавленное мясо. Рохля так и остался сидеть верхом на колесной паре, крепко обняв ее остывающими руками.

Немного повезло верткому Бесу, которому удалось перед собственной смертью застрелить из «шмайсера» одного из милиционеров. Они сошлись как на дуэли, неожиданно выйдя навстречу друг другу из-за цистерны с нефтью. Бес и стрелял-то от растерянности, непроизвольно нажав спусковой крючок, как только перед ним возникла стройная фигура молоденького милиционера. Зато тот стрелял целенаправленно, устояв на ногах, практически убитый, в упор расстреляв едва ли не всю обойму из служебного ТТ в своего ровесника бандита.

На гребне насыпи появились несколько милиционеров; Ливер с Лиходеем тотчас открыли по ним прицельный огонь, и они залегли. Тут как раз справа и слева под уклон, вниз, огромными скачками побежали другие бандиты, суматошно размахивая руками, боясь даже на мгновение притормозить, чтобы не угодить под выстрелы. Но как они ни старались сохранить свои жизни, через минуту стало ясно, что усилия их тщетны, потому что бандиты действительно оказались в окружении: люди Никишина скрытно зашли с левой стороны и теперь открыли шквальный огонь из всего находившегося при них оружия – пистолетов и ППШ.

Первым запнулся Рында. Он на бегу кувыркнулся через голову, пропахал широкими плечами дерн и, выронив «шмайсер», остался лежать на склоне с вывернутой набок головой, с вытянутыми вперед руками, намертво вцепившись скрюченными пальцами в траву. А вот хитрый и изворотливый Веретено, очевидно, настолько трепетно проникся любовью к преступной жизни, что вдруг упал на колени, проехав по мокрой от росы траве пару метров, и высоко поднял руки.

– Сдаюсь, – крикнул он неожиданно тонким дрожащим голосом и жалобно попросил: – Не убива-айте-е!

Пальба стихла, но ненадолго: снизу от полуторки внезапно донесся прямо нечеловеческий рев, и следом за ним раздались непрерывные выстрелы, похожие на звуки детской трещотки, только во много раз громче и страшнее своим конечным результатом. Это стрелял из ручного пулемета Косьма. Он стоял, широко раскорячив тумбообразные ноги, и поливал свинцовым дождем склон, где застыл в скорбной позе Веретено, трусливо прикрывая обнаженную голову руками. В какой-то момент бандит дернулся от пули, пробившей его грудную клетку насквозь, выгнулся и упал на бок, но продолжал стрелять.

Пулемет заметно трясся в могучих руках бородатого исполина, посылая пули теперь уже в сторону милиционеров из группы Никишина, которые мигом попадали на землю, на мгновение затаились, а затем поползли назад, в укрытие, за высокие стебли полыни. Косьма немного повел раскаленным от непрерывного огня стволом вверх, на гребень насыпи, и пули стали вгрызаться в землю, выбивая в ней ямки, фонтанчики пыли и выдирая дерн, подкидывая его вверх на полметра.

– Всех положу! – орал разъяренный Косьма. – Век воли не видать!

У Семенова перед мысленным взором на миг вспыхнула недавняя картина с зарезанными милиционерами. Лежа на боку, он достал из кармана ручную гранату, сорвал чеку и, широко размахнувшись, бросил с высокой насыпи в Косьму. Оглушающе громко прогремел взрыв, у бандита оторвало правую ногу и вывернуло наружу синие, еще живые, продолжавшие шевелиться кишки. Ливера и Лиходея повалило взрывной волной, и они кулями покатились к подножию насыпи. Трое бандитов, которые бежали вниз, на полпути повернули вправо и со всех ног бросились по склону к видневшимся метрах в двухстах приречным кустам. Милиционеры мигом вскочили и бросились следом за ними с пронзительными криками:

– Стоять! Стрелять буду! Стоять, кому говорю!

Журавлев поднялся и, не сводя глаз с лежавшего навзничь Косьмы, быстро спустился, присел перед ним на корточки.

– Что, Косьма, – спросил он, искренне переживая, сочувствуя этому большому заблудившемуся по жизни человеку, и из уголка его глаза непроизвольно выжалась слезинка, – довоевался? На черта тебе это надо было?

У Косьмы неожиданно дрогнуло прикрытое правое веко, медленно приподнялось, и на Илью уставился начавший понемногу мутнеть темный зрачок. Он угадал своего спасителя, не далее как пару месяцев назад вытащившего его из воды, когда он раненый тонул. Тяжело ворочая языком, бандит совсем тихо произнес:

– Все-таки ты стукачом оказался, Илюха… Верное слово сказал Лиходей… Жалко, что я тебя тогда в подвале не придушил… Сейчас бы и сам был жив, и мои друзья по несчастью. Сволочь ты, Илюха… каких мало.