Свирель Марсиаса

Но эти свидания, вместо того чтоб успокаивать меня, только добавляли мне волнений, добавляли слез. До двенадцати — тринадцати лет я рос мальчиком не очень крепкого здоровья. Особенно тяжело, правда, не болел, был смелым и бойким, но малярия — в Эльбасане болели ею очень многие — не оставляла меня в покое. Бледность никогда не сходила с моего лица. От любой пищи у меня портился аппетит, и я плохо ел.

Итак, отчасти от волнений, отчасти оттого, что пища в интернате мне была не по нутру, я начал быстро худеть и ослабевать. Первые месяцы того учебного года я больше провел в постели, чем за школьной партой. В довершение всех бед заболел еще желтухой и измучился вконец.

Отец приехал ко мне в ноябре, очень обеспокоенный, с явным намерением увезти меня с собой. Но, хотя я все еще не освоился с разлукой, самолюбие взяло свое. Кроме того, насколько мне помнится, я уже понимал, какой причиню себе вред, если брошу на время школу. Решив, что до рождественских каникул уже недалеко, я скрепя сердце сказал отцу, чтобы тот возвращался в Эльбасан, и дал ему слово больше не плакать, есть фасоль и макароны и не снимать шерстяной фуфайки.

Ох, уж эта мне фуфайка! Однажды, когда мы жили в Шелцане, я сильно простудился. Тогда мама надела на меня фуфайку, связанную из местной шерсти, толстую, как панцирь древних воинов.

Отец уехал, а я не сдержал ни одно из своих обещаний. Плакал по-прежнему, ничего не ел; а что касается фуфайки, то дал себе слово: умирать буду, а фуфайку не надену. И ждал рождественских каникул, считая дни на зернах кукурузы, как говорит пословица.

В тот год в Корче стояла трудная зима, и не только в Корче. Все дороги вокруг размыло, ехать было опасно. Но об этом я и знать не желал. Я поехал. Поехал вместе с одним учителем из Эльбасана, ради меня взявшим на себя этот труд, и с несколькими товарищами, тоже из Эльбасана, бывшими гораздо старше меня.

Сколько мы встретили разрушенных мостов, сколько раз переправлялись через реки вброд! Наша легковая машина оказалась прочной на редкость. За городом Либражд высокие колеса грузовиков избороздили дорогу глубокими колеями. Машина скользила по обледеневшей поверхности земли. Нам пришлось работать два или три часа, чтобы разбить лед и заполнить колеи. Руки у нас совсем окоченели.

Поехали дальше, но мост над Шкумбином оказался разрушенным. От него осталось всего лишь несколько бревен, протянувшихся с одного берега на другой. Мы шли по этим бревнам, над мутной, стремительно несущейся рекой, как акробаты, а наша машина, наша храбрая машина, преодолела реку вброд. Но брод размыло. И машина на этот раз сделалась настоящей лодкой: еще чуть-чуть — и ее залило бы водой.

«Доехали! Спасены!» — говорили мы. Но мучения наши на этом не кончились. Полил дождь как из ведра, горные потоки устремились вниз, сметая все на пути. Когда мы прибыли в Дзеберак, деревню в трех часах ходьбы от Эльбасана, там бесновался поток шириной в половину Шкумбина. Стояла ночь, темень, хоть глаза выколи. Мы не видели ничего вокруг. Свирепый грохот водяного потока в Дзебераке внушал нам ужас. Казалось, что обрушиваются горы, низвергаются небеса, наступает катастрофа…

Ту ночь мы провели в одном доме недалеко от потока. Нас встретили как нельзя лучше и угощали, как принято у албанцев, жареной курицей и сладостями. Мне помнится, нам приготовили даже хасуде. Никогда не забуду я эту встречу! Дом был полон маленьких детей.

Сколько раз мне теперь ни приходится проезжать мимо Дзеберака, я всегда с волнением смотрю на этот длинный дом, расположенный на большом лугу. Он совсем не изменился с тех пор. Несколько мужчин вспахивают поля или занимаются еще каким-нибудь делом вокруг. Их молодые жены суетятся здесь же на дворе или на лугу. Те, кто были когда-то мальчишками, уже выросли и поженились. Других мальчишек, очень похожих на тех, которые бегали здесь тридцать лет назад, только в большем количестве, можно увидеть на дороге, под густыми деревьями. Иные из них с сумками через плечо идут в школу или возвращаются из школы домой.

На спинах их дедов переправились мы на другой день через широкий поток в Дзебераке. Мне доставляло удовольствие смотреть, как мой учитель взгромоздился на плечи рослого дзеберакца, — я не выдержал и расхохотался. Того тоже разобрал смех, и у нас началось веселье, несмотря на то что мы находились на середине потока, вода еще пенилась, бурлила и поход наш был небезопасен.

На той стороне потока нас ожидала машина из Эльбасана. Не знаю, как сообщили в Эльбасан, чтоб нам прислали другую машину. Может быть, с риском для жизни кто-нибудь из крестьян отправился ночью в город. Первая машина так и застряла между двумя реками: ей не удалось бы еще раз переправиться вброд через Шкумбин, если бы даже пришлось пригнать ее обратно в Корчу. Ночью, целые и невредимые, прибыли мы в Эльбасан.