Свирепая справедливость

Расистское правительство Южной Африки действительно согласилось освободить политических заключенных до нападения, один из террористов был захвачен живым и умер от огнестрельного ранения в здании аэровокзала. Один из освобожденных заложников оказался журналистом. Он освещал ход съезда хирургов на Маврикии, возвращался на похищенном самолете и, опираясь на личные впечатления, опубликовал сенсационную статью, а десяток пассажиров подтвердили его показания, что четвертый террорист, женщина, просила о снисхождении и была застрелена уже после ареста.

Буря проклятий и поношений, поднятая левым крылом лейбористов, потрясла британский парламент и эхом отозвалась в обвинениях демократов в американском конгрессе. Существование «Тора» подверглось тщательному анализу и в самых диковинных выражениях было объявлено незаконным. Коммунистические партии Франции и Италии организовали массовые протесты. Взрыв ручной гранаты М-26, одной из тех, что группа Баадера-Мейнхоф похитила на американской базе в Меце – во время футбольного матча на стадионе «Парк де Принс» в Париже, – убил одного и ранил двадцать три зрителя. В редакцию «Франс суар» позвонил человек, говоривший по-французски с акцентом, и заявил, что это – первая месть за убийство четверых похитителей наймитами империалистов.

Вначале отставки Питера потребовал Пентагон, и не было никаких сомнений, что за этим стоит доктор Кингстон Паркер, хотя о нем как о главе «Атласа» никогда не объявлялось публично и организацию по-прежнему окружала полная тайна. Газеты начали требовать полного расследования всех обстоятельств, связанных с деятельностью «Тора». «И если будет установлено, что в ходе операции действительно имели место преступные нарушения закона, человек или люди, ответственные за это, должны быть преданы суду или военному трибуналу». К счастью, существование «Атласа» оставалось для средств массовой информации тайной. Критике подвергли только «Тор»; о существовании «Меркурия» и «Дианы» никто не подозревал.

В английском военном министерстве и в правительствах Великобритании и США у Питера было много сочувствующих и сторонников, но он облегчил жизнь своим друзьям и себе, подав прошение об отставке. Отставку приняли, но левые требовали большего. Они жаждали крови. Крови Питера Страйда.

Фиалковые глаза Мелиссы-Джейн наполнились слезами стыда.

– Я не хотела, правда, не хотела.

– Ну, не так-то плохо оказаться без работы. У меня теперь много времени для доченьки. – Он улыбнулся, но девочка не успокаивалась.

– Я не верю в те ужасные вещи, о которых говорят. Я знаю, что ты человек чести, папа.

– Спасибо. – В его груди больно защемило от чувства вины и печали. Они долго стояли рядом и молчали. Наконец Питер заговорил.

– Ты собираешься стать палеонтологом...

– Нет. Это было месяц назад. Я передумала. Старые кости меня больше не интересуют. Я буду врачом, детским врачом.

– Это хорошо. – Питер серьезно кивнул. – Но давай ненадолго вернемся к старым костям. К веку больших ящеров. Почему вымерли динозавры?

– Не смогли приспособиться к изменившейся обстановке, – сразу ответила Мелисса-Джейн.

Питер сказал:

– Вот и с чувством чести то же самое. Уж не устарело ли это понятие в современном мире? – И сразу увидел в ее взгляде изумление и боль – и понял: они ступили на опасную почву.

Его дочь страстно любит все живое, особенно людей. Несмотря на возраст, у нее сформировавшиеся политические и социальные взгляды, она верит в идеалы и в основополагающую красоту и доброту человечества. Конечно, впереди ее ждут годы болезненной утраты иллюзий. Слова «человек чести» для Мелиссы-Джейн звучали как посвящение в рыцари, к кому бы ни прилагалось это определение: к принцу Уэльскому или популярному певцу с нелепым именем, которое Питер никак не может запомнить, к Вирджинии Уэйд, недавней чемпионке Уимблдона, или к учителю из Роудин,[18] который пробудил в ней интерес к медицине. Питер знал, он должен быть благодарен за то, что его включили в это избранное общество.

– Я постараюсь оправдать твое мнение обо мне. – Он наклонился и поцеловал ее, удивленный силой собственного чувства к этому ребенку-женщине. – А сейчас слишком холодно, чтобы стоять тут дальше, и Пат никогда не простит нас, если мы опоздаем на ленч.

Их лошади процокали по булыжникам двора конюшни. Ехали рядом, нога к ноге, и, прежде чем спешиться, Питер окинул взглядом здание, которое всегда было его домом, хотя теперь и отошло вместе с титулом к Стивену, его старшему брату. Правда, всего на три часа, но тем не менее старшему.

Дом из красного кирпича, с крышей, наклоненной под пятьюдесятью самыми разными углами. Еще чуть-чуть, и дом стал бы уродливым, но именно это чуть-чуть делало его волшебным, сказочным. Питер никогда не завидовал Стивену, который любил это расползшееся здание едва ли не страстно.

Может быть, именно желание владеть этим домом и вернуть ему былую славу подвигло Стивена на сверхчеловеческие усилия, которые должен приложить житель Англии, чтобы вопреки налогам и социалистическим ограничениям заработать состояние.