Под письмом стояло имя, которое с некоторых пор стало играть в жизни Питера чрезвычайно заметную роль:
Питер был потрясен до глубины души. Видеть это имя на бумаге. Получить полное подтверждение всем ужасам, которые они заподозрили. Видеть несомненный отпечаток лапы зверя. Содержание письма усугубляло потрясение, делая его почти непереносимым. Питер обнаружил, что такая жестокость, такая крайняя безжалостность испытывает пределы его веры.
Письмо заплясало в его руках; он с удивлением обнаружил, что весь дрожит, как в лихорадке. Носильщик, державший его чемодан из черной крокодиловой кожи, с любопытством посмотрел на Питера, и потребовалось огромное физическое усилие, чтобы унять дрожь и сложить листок белой бумаги.
Питер стоял неподвижно, как в строю, пока дверь лифта не раскрылась; потом напряженно прошел по коридору к своему номеру. Не глядя дал носильщику банкноту и, едва захлопнулась дверь, снова развернул листок. Стоя посреди гостиной, он жадно разглядывал почерк; слова сливались и теряли смысл.
Он понял, что впервые в жизни полностью поддался панике, утратил всякую решительность и не знает, что делать.
Он глубоко вдохнул, закрыл глаза, медленно досчитал до ста, прогнав из головы все мысли, и скомандовал: «Думай!»
Ну, ладно, Калиф прекрасно осведомлен о его передвижениях. Даже знает, когда он может появиться в «Дорчестере». Кто знал об этом? Синтия. Колин Нобл. Магда Альтман, ее секретарь, бронировавший номер, секретарь Колина в «Торе», штат «Дорчестера». Да всякий, кто наблюдал за Питером, знает, что он останавливается в «Дорчестере». Это тупик.
«Думай!»
Сегодня четвертое апреля. Через шестнадцать дней Калиф пришлет ему отрезанную руку Мелиссы-Джейн. Питер почувствовал, как его снова охватывает паника, но подавил ее.
«Думай!»
Калиф следит за ним, подробно изучает, оценивает. Ценность Питера в том, что он может бывать в местах первейшей важности и никто его не заподозрит. Он может встретиться с главой «Атласа», просто попросив об этой встрече. Более того, он, вероятно, может встретиться с главой любого государства, если очень захочет.
Впервые в жизни Питер испытал потребность выпить. Он быстро подошел к бару и поискал ключ. Из позолоченного зеркала над баром на него смотрело незнакомое лицо. Бледное, осунувшееся, с глубокими складками в углах рта. Усталые глаза, красные и опухшие, на костлявой нижней челюсти синева щетины. А в сапфирах глаз – дикий, безумный блеск. Он отвернулся от своего отражения. Оно лишь усиливало ощущение нереальности.
Питер налил себе полстакана шотландского виски и залпом выпил половину. От крепкой жидкости он закашлялся, с угла губ сорвалась капля и покатилась по подбородку. Питер вытер ее пальцем и снова принялся изучать белый листок. Бумага помялась, Питер слишком крепко ее сжимал. Он осторожно разгладил письмо.
«Думай!» – сказал он себе.
Вот как действует Калиф. Никогда не раскрывает себя. Подбирает агентов, обращая невероятное внимание на мелочи. Ищет фанатиков вроде той девицы, Ингрид, руководившей захватом «ноль семидесятого». Тренированных наемных убийц, вроде того, которого он убил в реке возле «Ла Пьер Бенит». Экспертов, имеющих доступ в самые высокие сферы, вроде генерала Питера Страйда. Изучает, оценивает их самих и их возможности и наконец определяет им цену.
Питер никогда не верил в древнее утверждение, что у каждого человека есть своя цена. Он считал, что сам не подпадает под это общее правило. Теперь он знал, что это не так, и от этого его начинало мутить.
Калиф определил ему цену, определил безошибочно. Мелисса-Джейн. Питер ясно увидел свою дочь верхом на лошади: вот она поворачивается в седле, смеется и кричит ему: «Супер!» И ее смех относит ветер.
Питер вздрогнул и, не сознавая этого, смял листок в кулаке.
Он увидел перед собой дорогу, по которой ему суждено идти. И в миг озарения понял, что уже сделал первые шаги по этой дороге. Сделал, когда направил пистолет на светловолосую убийцу в аэропорту Йоханнесбурга, когда сам себя назначил судьей и палачом.
Калиф виноват в его первом шаге к падению, и именно он теперь гонит его дальше.