Свирепая справедливость

– Нет. Мы уже говорили об этом. – Он слышал жесткие нотки в своем голосе, но ничего не мог поделать, понимая, что вот-вот сорвется. – Ты что-нибудь узнала?

– Прости, Питер. Ничего, абсолютно ничего. Мои источники делают все возможное.

На заправке на Брюэр-стрит Питер купил солярки. Взял пять литров в пластиковый контейнер с плотной крышкой, где раньше держали моющее средство. Горючее ему равнодушно отпустил прыщавый подросток в грязном комбинезоне.

В ванной Питер смешал с соляркой нитрат аммония. И изготовил двадцать один фунт сильнейшей взрывчатки, которая, тем не менее, оставалась безопасной, пока не вставишь взрыватель. Взрыватель он изготовил из сигнального фонаря.

Такое количество взрывчатки способно полностью опустошить его многокомнатный номер, уничтожив всех, кто в нем находится. Но ущерб ограничится только этими комнатами.

Достаточно заманить Кингстона Паркера в номер под предлогом необходимости сообщить срочную информацию о Калифе. Это нетрудно. Сведения будут настолько важными, что их можно сообщить только лично и самому Паркеру.

Ночью Питер увидел в зеркале лицо человека, измученного неизлечимой болезнью. Бутылка с виски была пуста. Питер открыл новую. «Легче будет уснуть», – сказал он себе.

* * *

Ветер с Ирландского моря полосовал, как серп жнеца, низкие свинцовые тучи цеплялись за склоны холмов Уиклоу.

Сквозь прорехи в облаках на зеленые лесистые склоны падали холодные чахлые лучи солнца. На смену им приходил дождь, ледяной, серый, косой из-за ветра.

По пустынной деревенской улице шел человек. Ежегодное нашествие туристов еще не началось, но на многих коттеджах уже появилась надпись «Ночлег и завтрак».

Человек миновал паб,[38] выкрашенный в поразительный оранжево-розовый цвет, и поднял голову, чтобы прочесть надпись на доске объявлений над пустой автостоянкой: «Черное прекрасно – пейте „Гиннесс“.[39] Человек не улыбнулся, только наклонил голову и побрел через мост, деливший деревню на две части.

Полуночный художник с помощью аэрозольной люминесцентной краски нанес на перила моста политические лозунги.

«ДОЛОЙ АНГЛИЧАН!» – было написано слева, а справа: «ПРЕКРАТИТЬ ПЫТКИ В БЛОКЕ ЭЙЧ!» На этот раз человек кисло усмехнулся.

Под ним у опор моста кипела, устремляясь к морю, стальная серая вода.

На человеке была пластиковая накидка мотоциклиста, высокие сапоги, на самые брови надвинута твидовая шляпа с узкими полями. Ветер немилосердно толкал путника, трепал полы накидки.

Сгибаясь на ветру, ежась под напором его холодной ярости, человек миновал последние дома деревни. Улица была пуста, но он знал, что из занавешенных окон за ним наблюдают.

Деревня располагалась на нижних склонах холмов Уиклоу, всего в тридцати километрах от Дублина. Это был не его выбор. Уединенность этих мест работала против них, делала их подозрительными. Он предпочел бы анонимность большого города. Однако его не спросили.

После их прибытия он выходил из дома всего в третий раз. Неизменно за чем-нибудь срочным, чем-то таким, что можно было предусмотреть заранее, что должно было ждать их в старом доме. Вот что значит полагаться на пьяницу – но и по этому поводу с ним не советовались.

Он был в дурном настроении. Почти все время льет как из ведра, а центральное отопление не работает, греться можно только у маленького камина, но он не протапливает большие помещения, где они живут. Высокие потолки и отсутствие мебели еще больше затрудняют обогрев, и с самого приезда он мерзнет. Они ютятся в двух комнатах, остальная часть дома закрыта, окна забраны ставнями. И день за дождливым днем единственное его общество – нытик-пьяница. Человек давно дозрел до того, чтобы устроить тарарам, хоть как-то нарушить томительное однообразие. А его превратили в мальчика на побегушках и слугу. Ни темперамент, ни подготовка не позволяли ему играть эту роль, и он мрачно хмурился, бредя по мосту к деревенскому магазину, возле которого, как часовые, выстроились в ряд бензозаправочные автоматы.

Хозяин увидел его издали и крикнул в глубь магазина:

– Идет сам из Старого Поместья.

Вытирая руки о передник, показалась жена, низкорослая полная женщина с яркими глазами, бойкая на язык.

– У горожан никакого ума нет. В такое ненастье!

– Наверно, опять за бобами и виски «Джемисон».

Разговоры о новом жильце Старого Поместья скоро стали главным развлечением в деревне; регулярно поступали краткие сводки новостей: два телефонных звонка за море (от телефонистки); никакой почты (от почтальона); в мусорных баках главным образом жестянки от бобов и пустые бутылки виски «Джемисон» (от мусорщика).

– Мне кажется, он из этих, с севера, – сказала жена хозяина. – Похож на ольстерца.

– Тише, женщина, – предупредил ее муж. – Накличешь. Ступай на кухню.

Человек вошел, снял твидовую шляпу и отряхнул ее о косяк. Прямые, черные, коротко подстриженные волосы, смуглое ирландское лицо, яростные глаза, похожие на глаза сокола, которому впервые надели на голову кожаный клобучок.

– Доброго вам утра, мистер Барри, – сердечно приветствовал его хозяин. – Вот увидите, прояснеет, так и дождь перестанет.