Свирепая справедливость

– Хорош ныть! Надо было взять все необходимое, а не гонять меня.

– Я ждал, что рана...

– Бутылку ты ждал, вот что. Пластыря нет. Перевяжешь сучку бинтом.

Старший быстро попятился, подобрал пакеты и исчез внутри.

Барри заварил чай, налил в толстую фарфоровую чашку, добавил четыре ложки сахару и шумно размешал, глядя в окно на неясные очертания сосен. Снова пошел дождь. Барри подумал, что дождь и ожидание сведут его с ума.

Врач вернулся в кухню с грудой бинтов, испачканных кровью и гноем.

– Она больна, – сказал он. – Ей нужны лекарства, антибиотики. Палец...

– Забудь об этом, – сказал Барри.

Из другой комнаты донесся приглушенный всхлип и невнятное бормотание – бред девочки, вызванный лихорадкой и наркотиками.

– Если за ней не будет должного ухода, я снимаю с себя ответственность.

– Ты будешь отвечать, – с угрозой сказал Барри. – Я об этом позабочусь.

Врач бросил бинты в раковину и пустил на них воду.

– Теперь я могу выпить? – спросил он.

Садист Барри сделал вид, что смотрит на часы.

– Еще нет, – решил он.

Врач насыпал в раковину стирального порошка.

– Я не смогу отрезать руку, – прошептал он, и голова у него затряслась. – И палец-то было жалко... а руку я не смогу.

– Отрежешь, – сказал Барри. – Слышишь, старый пьяница? Отрежешь руку и все остальное, что я прикажу.

Сэр Стивен Страйд предложил пятьдесят тысяч фунтов тому, кто предоставит информацию, которая позволит найти его племянницу, оповестив об этом широкую публику по телевидению и в газетах. Тут же печатали портрет преступника. Утихший было интерес к этому случаю вспыхнул снова.

За последние два дня Ричардс вчетверо сократил штат отвечающих на звонки, оставив одного человека, но обещание награды породило новый вал информации, и он попросил второго полицейского вернуться на третий этаж. Поступающий материал разбирали два секретаря.

– Я теперь словно «Литтлвудз»,[40] – пожаловался инспектор Питеру. – Вот опять берущие на себя ответственность. – Он взял листок. – Народно-демократическая партия освобождения Гонконга. Слышали о такой когда-нибудь?

– Нет, сэр. – Сержант поднял голову от списка. – Это у нас сто сорок восьмое признание.

– А полчаса назад опять звонил Генрих Восьмой, – одна из телефонисток повернулась и улыбнулась из-за микрофона. – Ни дня не пропустит.

Генрихом Восьмым прозвали шестидесятивосьмилетнего пенсионера, живущего в одном из муниципальных домов Южного Лондона. Его хобби было сознаваться во всех самых громких преступлениях, от изнасилования до грабежа банка, и он звонил регулярно каждое утро.

– Приходите и попробуйте взять меня, – вызывающе говорил он всякий раз. – Но предупреждаю: я не стану мирно ждать...

Когда местный констебль наносил ему визит вежливости – а он делал это регулярно, – Генрих Восьмой ждал его с упакованным саквояжем. И ужасно разочаровывался, когда бобби тактично объяснял ему, что его не собираются арестовывать. Но потом констебль говорил, что за ним приказано постоянно наблюдать, так как комиссар полиции считает его очень опасным человеком, и пенсионер радовался и предлагал бобби чашку чаю.

– Беда в том, что мы не можем упустить ни один звонок, даже самый бредовый, все приходится проверять, – вздохнул Ричардс и пригласил Питера в свой кабинет. – По-прежнему ничего? – спросил он. Ненужный вопрос. Питер уже говорил с ним сегодня по телефону – и из отеля, и из штаб-квартиры «Тора», – справляясь о новостях.

– Ничего, – солгал Питер. Теперь ложь давалась ему легко: он принял ее, как и все остальное, что необходимо для освобождения Мелиссы-Джейн.

– Мне это не нравится, генерал. Мне очень не нравится, что до сих пор не было никаких попыток связаться с вами. Не хочу каркать, но каждый день молчания все больше делает наш случай похожим на месть... – Ричардс смолк и в замешательстве закурил сигарету. – Вчера мне звонил заместитель комиссара. Он спрашивал, сколько еще дней, по моему мнению, нужно держать специальную группу.

– И что вы ответили? – спросил Питер.

– Что если в течение десяти дней не будет никаких сообщений, не поступят требования похитителей, я буду считать, что ваша дочь мертва.

– Понятно. – Питера охватило фаталистическое спокойствие. Он знал. Он – единственный – знал. До назначенного Калифом срока остается четыре дня. Завтра утром он попросит срочной встречи с Кингстоном Паркером. На подготовку, вероятно, уйдет меньше двенадцати часов. Предложение будет невероятно привлекательным для Паркера. Он прилетит.

Однако на всякий случай – вдруг Паркер все же откажется – Питер оставил три дня до окончания срока, чтобы привести в действие запасной план. Согласно этому варианту ему предстояло самому явиться к Кингстону Паркеру. Первый план был лучше, надежнее, но если он не сработает, Питеру придется рискнуть.

Он понял, что стоит посреди кабинета и с отсутствующим видом смотрит на стену поверх головы инспектора. Ричардс глядел на него со смесью жалости и тревоги.

– Простите, генерал, я понимаю, что вы испытываете, но я не могу держать здесь людей бесконечно. У нас их и так не хватает...