Свистать всех наверх

— Пока нет. Не раньше, чем через час или два. Они подождут, не объявятся ли их друзья. Ведь можно предположить, что те слишком долго добирались до «Файеркресга» и что мы снялись с якоря прежде, чем они прибыли на место. Или у них могла приключиться авария с лодкой.— Я услышал, как дождь вдруг забарабанил по крыше салона.— Пора идти.

Мы вышли через боковую дверь на палубу, прошли на корму, осторожно опустили на воду резиновую лодку и спустились с нее. Я отвалил от борта. Ветер и приливная волна относили нас в сторону гавани. Сквозь завесу дождя смутно виднелись огни «Шангри-ла», оставшиеся в сотне ярдов слева по борту от нас. Когда мы очутились где-то посередине между «Шангри-ла» и берегом, я завел подвесной мотор, и мы двинулись в обратный путь по направлению к «Шангри-ла».

Большой катер был пришвартован к правому борту «Шангри-ла». Его корма находилась футах в пятнадцати от освещенных сходней. Я подвел лодку со стороны кормы корабля к самым сходням. Фигура матроса в дождевике и смешном французском берете появилась у борта. Он сбежал по трапу и схватил брошенный конец.

— Добрый вечер, любезнейший,— произнес дядюшка Артур. Это не было игрой, в такой манере он разговаривал почти со всеми.— Сэр Энтони на борту?

— Да, сэр.

— Нельзя ли мне его повидать?

— Если вам угодно подождать...— тут матрос замолк и уставился на дядюшку Артура.— Так вы... вы адмирал, сэр?

— Адмирал Арнфорд-Джейсон. Ах да, конечно, вы тот самый матрос, который доставил меня на берег, в отель «Колумбия» после ужина.

— Да, сэр, Я провожу вас в салон, сэр.

— Ничего, если моя лодка здесь побудет некоторое время? — Обо мне ни слова, давая понять, что я его шофер.

— Никаких проблем, сэр.

Они взобрались по трапу и прошли на корму. Секунд десять после этого я осматривал крепление кронштейна подвесного фонаря, освещающего трап, и решил, что он выдержит не слишком большое усилие, после чего отправился за дядюшкой. Прошел к самому входу в салон и спрятался за вентиляционную трубу. Почти в то же мгновенье возвратился матрос. Через двадцать секунд он начнет ломать себе голову, куда же делся шофер адмирала? Но мне совершенно наплевать, что он будет делать через двадцать секунд.

Сквозь полуоткрытую дверь салона слышался голос дядюшки Артура.

— Нет-нет, я действительно не хочу ставить вас в неловкое положение своим неожиданным визитом. Ну, хорошо, только немного. Да, с содовой, пожалуйста.— Сегодня вечером дядюшку Артура явно тянуло на виски.— Благодарю вас, спасибо. Ваше здоровье, леди Скурас. Ваше здоровье, джентльмены. Не буду вас задерживать. Я хотел узнать, не могли бы вы нам помочь. Мы с моим другом очень нервничаем. Кстати, где он? Я думал, что он шел за нами...

Сигнал Калверту. Я опустил воротник дождевика, который скрывал нижнюю часть лица, откинул капюшон, прикрывавший глаза, вежливо постучался и вошел.

— Добрый вечер, леди Скурас. Добрый вечер, джентльмены. Простите за вторжение, сэр Энтони.

Кроме дядюшки Артура их там было шестеро, сидящих в креслах вокруг камина. Сэр Энтони встал. Остальные остались сидеть. Шарлотта Скурас, Доллман, управляющий делами Скураса, Лаворски, его бухгалтер, лорд Чарнли, брокер и еще один, пятый, которого я не знал. У всех были бокалы в руках.

Реакция, отразившаяся на их лицах в связи с моим неожиданным появлением, была любопытной. Старый Скурас рассматривал меня с удивлением из-под нахмуренных бровей. Шарлотта Скурас натужно улыбнулась. Дядюшка Артур нисколько не преувеличивал, описывая ее синяк под глазом. Он был великолепен. На лице незнакомца трудно было что-нибудь прочесть, Лаворски подчеркнуто безразличен, лицо Доллмана застыло, словно мраморная маска, а вот у лорда Чарнли на мгновение промелькнуло выражение человека, которого кто-то тронул за плечо в тот момент, когда он ночью проходил через кладбище. Или мне так показалось. Это могла быть игра воображения. Но приглушенный звук выпавшего из руки на ковер бокала я вообразить не мог. Прямо сцена из викторианской мелодрамы. Что-то тронуло душу нашего брокера-аристократа. За остальных нельзя было поручиться. Доллман, Лаворски и, в чем я был абсолютно уверен, сэр Энтони могли придать своим лицам любые выражения, в зависимости от обстоятельств.

— Боже мой, Петерсен! — В голосе Скураса звучало удивление, но не того сорта, когда видишь воскресшего из могилы.— Я и не думал, что вы знакомы.