Мне только и оставалось, что придавить Паньцзы руки. Молчун одним движением клинка расширил рану на животе, затем быстро погрузил пальцы внутрь, нащупал, зацепил, и выдернул сине-зеленого трупоеда. Все это было проделано невероятно быстро, но Паньцзы продолжал дергаться и извиваться от боли. Он был настолько силен, что я с трудом удерживал его.
— Этот задохнулся у него в животе, — Молчун отбросил жука. — Рана слишком глубокая. Если не продезинфицировать, может быть заражение, что совсем неприятно.
Толстяк вынул из обреза последний патрон и сказал:
— Мы должны извлекать уроки из передового опыта американского народа и использовать этот великолепный патрон по назначению там, где он действительно нужен. Мы его распотрошим и прижжем рану порохом.
Паньцзы схватил Толстяка за ногу и выругался сквозь зубы:
— У меня же не огнестрельное ранение! Ты, блядь, хочешь… Ты чем думаешь? Хочешь мне кишки спалить? — Он достал из кармана штанов связку бинтов. На них были пятна крови, наверно снял с раненой головы, когда кровь остановилась. — Хорошо, что не выбросил, — сказал он и попросил, — просто перевяжите меня. Покрепче перевяжите — и все. Рана-то пустяковая.
Толстяк сказал:
— Личный героизм нынче не в моде, товарищ. Видел я твои кишки, не пойму, чего ты так за них держишься.
Но мы с Молчуном прервали спор:
— Не дури. Если неправильно порох подожжешь, действительно все внутренние органы спалишь — и тогда прямой путь на тот свет. Давай для начала просто закроем рану.
Толстяк подумал — и согласился. Мы поспешно перевязали Паньцзы, затем оторвали полос от моей одежды и намотали сверху, вторым слоем. Паньцзы было так больно, что он чуть не потерял сознание. Задыхаясь, он облокотился о стену, а я не мог сдержать волнения: если бы я не уронил запалы, он, возможно, не пострадал бы так.
В это время я кое-что вспомнил, обернулся к Толстяку и спросил:
— Кстати, а ты кто, черт возьми?
И только Толстяк решил ответить, как Молчун сделал жест замолчать. В тишине я сразу же услышал какой-то хрустящий звук, от которого волосы встали дыбом, раздавался он с той стороны, откуда мы пришли.
Глава 15. Фу![66]
Толстяк поднял обрез, зарядив его последним патроном, и резко поднял кулак, предлагая Молчуну вступить в бой с тем, что приближалось из темноты. Но Молчун отмахнулся, не соглашаясь, потом сделал нам знак заткнуться, сам одной рукой зажал рот Паньцзы, а второй рукой выключил фонарь.
Мы тут же провалились в абсолютный мрак, вокруг, кроме пугающего хруста, слышно было только стук моего колотящегося сердца. Все мое внимание было сосредоточено на голосе существа, которое медленно приближалось. В воздухе распространялся странный запах, похожий на вонь несвежей рыбы.
От страха я почти задыхался. Слушая голос, который становился все громче, ближе и отчетливее, я чувствовал себя заключенным, ожидающим смерти. И вдруг, в какой-то момент, звук пропал! Меня затрясло, неужели он нашел нас?
Прошло целых пять или шесть минут, когда очень мрачный, но отчетливый хрустящий звук вдруг раздался прямо около нас. Боже мой, оно было прямо возле моего уха! Волосы у меня на голове встали дыбом, я отчаянно зажал рот рукой, чтобы не закричать, пропитал почти всю одежду.
Эти несколько минут были ужасными и мучительными. В голове моей было пусто настолько, что я не мог сказать, жив я или мертв. Спустя полминуты звук, наконец, начал удаляться. Я мысленно выдохнул, боясь спугнуть свой шанс на жизнь. И вдруг: «Фу!» — это прозвучало, словно грохот, какой-то ублюдок в этот момент перднул.
Хруст сразу пропал. Кто-то включил фонарь, и в его свете я увидел огромное странное лицо, почти вплотную приблизившееся к моему носу. Два глаза без зрачков смотрели прямо мне в глаза. Я был так напуган, что непроизвольно сделал несколько шагов назад. И в это время услышал крик Молчуна:
— Бегите!
Толстяк, хоть и выглядел неуклюжим, оказался очень проворным — он тут же кувыркнулся по земле, уходя от твари, взвалил Паньцзы себе на спину, и рванул наутек. Я бежал следом, ругаясь:
— Толстяк, это же ты перднул?!
Толстяк покраснел:
— Ебать! Ты своими глазами видел, чтобы Толстяк пердел?
Я был по-настоящему раздражен:
— Слушай, твою мать, ты — это какое-то ходячее проклятье!
Вместо ответа я услышал, как Толстяк впереди заорал:
— А-а-а-а...
Я опешил, и уже хотел поинтересоваться, чего это он, как сам провалился в пустоту и тоже заорал. Фонаря у меня в руках не было — я не успел его поднять и несколько поворотов мы пробежали в темноте, не видя почти ничего. А сейчас дорога под моими ногами пропала, и в темноте нельзя было понять, сколько мне падать — было ощущение, что я лечу в бездонную пропасть.
Но это чувство быстро сменилось сильной болью в ушибленной заднице, от такого приземления у меня искры посыпались из глаз, а потом появился свет. Это Толстяк включил свой фонарь. Я увидел еще одну простенькую каменную комнату, вроде той, в которой мы совсем недавно столкнулись с жуками. Комната была очень похожа, но другого размера. Однако, Толстяк, нервничая, разницы не заметил и завопил: